Тиф

– - Будем надеяться, что бог помилует наше селение, и будем мы продолжать проживание в здравии и благоденствии; хотя какое же благоденствие, когда люди в такой печальной стране живут и холодают и все еще не предвидится надежды на скорое окончание войны. Тоже вот насчет питания: уж и мы едим -- не ведаем что и как, а нижние чины пшеничное зерно вместо хлеба отваривают… Ведь тяжести в нем сколько? Ведь его, с позволения сказать, слон не переварит. Вот вы изволите в фургоне разъезжать: не поведаете ли нам что-нибудь утешительное?

– - А вот интендант линию объезжает и нашел, что запасов по деревням сколько угодно, только пользоваться не умеют… Хочет магазины какие-то учредить. Вот тогда будет не житье, а масленица…

Все уселись обедать, и за столом начали толковать о разных злобах дня.

– - Вчера мы одного турка поймали,-- сказал Заелов,-- который из города пробирался… Говорит, что он из окрестных поселян, а его деревня на трапезондской дороге… Может быть, врет, а может быть, и правду говорит… Если б захотел пройти незаметно, то, конечно, мог бы: валяй вон через те горы ночью, если только не замерзнешь… Судя по его словам, в Эрзеруме дьявольский тиф. Каждый день по несколько сот человек мрет! Это что-то уж на чуму похоже… Во многих домах неубранные покойники валяются: хоронить не успевают… Насильно заставляют хоронить, да и то больше по ночам… Уныние страшное. А зарывают как попало: ковырнут раз, другой заступом, отроют ямку да кое-как землей засыпят, так что, в конце концов, у кого нога из земли торчит, у кого рука… Запах скверный…

– - Тьфу ты гадость! -- сказал Иловлин,-- охота вам эти вещи за обедом рассказывать…

– - Пожалуй, и до нас доберется…-- заметил Чирков.

– - Да уж чего добираться, когда добрался,-- сказал Выошин,-- в некоторых селениях уже такой тиф, что мое почтение… а вы думали что?..

– - Одначе все ж не такой, как в городе? -- спросил священник.

– - Такой ли, не такой, а в Г * каждый день по пятку умирает. Да вот не далее как вчера ротный командир в К * в постель слег, а еще накануне мы с ним в ночное дело ходили…

– - Какое дело? Ты-то зачем сунулся?..

– - А я волонтером… Дело в том, что приказано было саперам какие-то турецкие работы уничтожить на Евфрате… Сапер послали взвод, а из К * велено дать роту в прикрытие… Вот, как наступила ночь, взяли они армяшку-проводника и пошли… и я пошел… Дороги никакой нет, все снегом завалено, так что без проводника идти и не думай… Представь себе: все канавы да канавы, вместо дорог-то, одна вдоль другой… Проводник эту местность очень хорошо знал и все по гребням шел… А мы за ним гуськом да потихоньку; скоро-то и идти было невозможно. Направо ступишь -- провалишься; налево -- тоже по шею в снег уйдешь. Чем дальше идем, тем больше наш проводник страху набирается; идет да возьмет и сядет на землю. "Чего он сел?" -- "Иохтур иол!"; "Дороги, говорит, нет!" -- "Дай ему!".

– - Это что же дать-то? -- спросил священник.

– - Ну, понятно -- в шею. Ну, дадут в шею, он сейчас -- "вар, вар!" и опять идет… Ему-то в чужом пиру -- похмелье… Дошли мы до переправы. Ночь чистая, ясная, луна светит во все лопатки… И представь себе -- чертовщина! В каких-нибудь много полутора верстах, около ихнего селения, черкесы ездят, и пехота, так человек двести, куда-то идет… И все это видно как на ладони и нас видно!.. То есть до такой степени опасно, что даже не страшно стало!.. Начали саперы работать… Рота развернулась и присела кое-как… А ротный командир здорово заложил перед выступлением! все пристает к саперным офицерам: "Господа инженеры! позвольте огонь открыть!.. Перестрелку затеем и нам ее за дело сочтут!" Хорошо, что не согласились. Затей мы перестрелку, всех бы нас тут положили, потому что отступления никакого: одни канавы… И только мы убрались из этого "канавного похода" восвояси, как этот самый ротный командир заболел и теперь в тифе лежит…

– - Должно быть, простудился в снегу,-- заметил священник,-- возможно, что и вовсе распахнувшись шел, так как вы изволили заметить, что он…

– - Заложил слегка? Возможно…

– - А сгоряча-то его и прохватило морозом… Тоже вот теперь сапожонки были, должно быть, худые; снега-то и наглотались… Вот к чему ведет употребление вина, да еще неумеренное. Ему бы выйти на бой со врагом тверезым, а с морозу как пришел -- одну, две рюмки разрешил; ничего… Даже благо… то-то вот и есть!

– - Да уж что говорить, отец Андрей, когда он теперь, быть может, к праведникам сопричтен…

– - Сопричтен ли?

По этому поводу офицеры опять, благодаря Заелову, стали рассуждать о будущей жизни и затем незаметно перешли на награды. Посыпались чины и кресты, точно из рога изобилия. На улице между тем догорал день, и бумага в окнах из белой сделалась светло-серой; собеседники перешли в комнату Иловлина, где было посветлее. Неожиданный сюрприз, поданный Самойловым в виде тарелки с кишмишем и орехами, опять повернул разговор совсем в другую сторону.