Тигрушка

Между прочим, Руслан действительно числился передовиком. Получал премии и благодарности. Но, честно говоря, не потому, что осознал полезность перевыполнения плана для народного хозяйства, и не потому, что ему нравилось видеть свое фото на Доске почета. Просто Руслан слишком много времени проводил за баранкой, чтобы получать удовольствие от самого процесса езды. Любая дорога хороша… первые два часа. А когда это превращается в каждодневную работу, где уж тут любоваться пейзажами! По сторонам смотреть противно. И чтобы хоть как-то избежать однообразия пути, Руслан устраивал гонки. Отсюда экономия времени и полтора плана. Старые, опытные шоферы только качали головами: «Звонков, ты слишком быстро ездишь. Так нельзя. Ты еще не представляешь, что такое скорость. Думаешь, можно затормозить?» Впрочем, говорили наиболее мудрые из них, все это до первой серьезной аварии. Но пока Руслану везло, и он был доволен своей репутацией отчаянного лихача.

Домой он попал только к десяти вечера. В метро чуть не заснул, но, уже стоя у дверей квартиры, слыша музыку и незнакомые голоса, почувствовал себя бодрым и возбужденным. Он мог открыть дверь ключом, но позвонил.

В дверях появился неизвестный Руслану молодой человек в белой рубашке, без галстука. Руслан не ответил на его недоуменный взгляд, отодвинул плечом и вошел. Знакомая обстановка: вино, магнитофон, несколько стильно одетых парней и девушек. Все обернулись в его сторону. Разговор прекратился. В своей промасленной кожаной куртке Руслан производил впечатление водопроводчика, явившегося без вызова хозяев. А вот и Алла. Как всегда, блистает. Где она так загорела? На пляже в Серебряном бору?

– Мир честной компании, – сказал Руслан и сел у магнитофона.

– Сейчас я тебе приготовлю ванну, – сказала Алла. – Откровенно говоря, я тебя ждала завтра.

И, поймав недоуменные взгляды гостей, представила Руслана.

Руслан лежал в ванне, когда зашла Алла. Она принесла чистое белье, рубашку и наутюженные брюки.

– Тебе помочь? – спросила она.

– Нет, – ответил Руслан. – Там надолго?

– Сейчас прогоню. Надоели. Ну-ка!

И она поцеловала Руслана.

Когда он вышел, чистый и сияющий, гости смущенно откланивались.

Руслан пил вино, доедал закуску. Алла сняла с плиты сковородку с мясом и со скоростью ста слов в минуту (так она говорила только наедине с мужем) рассказывала, что в Москве жара, духота, ты не представляешь, как сидеть на работе, хорошо, что к вечеру едем на пляж, эти ребята из МИДа, познакомились на лодочной станции, хорошая компания, ходили однажды в кино, а сегодня решила их пригласить.

– Из МИДа? Поздравляю, – сказал Руслан. – Где ты их находишь?

– Я? Скажешь тоже. Сами проявляют инициативу.

– Алка, вообще я могу посылать телеграммы на случай внезапного появления.

– Не говори глупостей.

– А ты шикарно живешь! Всегда какое-нибудь пиршество.

Алла посмотрела на него долгим взглядом:

– Признайся, Руслан, а тебе нравится такая жизнь! Возвращаться домой, находить свою жену эффектной и красивой, в окружении молодых людей, шокировать их своим пролетарским видом и знать, что они сейчас уйдут и наверняка будут завидовать, что эта женщина принадлежит тебе. Правда?

– Ты у меня умница, – сказал Руслан.

* * *

В маленькой комнате, где, судя по запаху, зимой хранилась картошка, Бутенко и Ивановский заканчивали гримироваться, попеременно выхватывая друг у друга осколок зеркала.

– Слушай, – сказал Ивановский, – я хочу тебя спросить.

– Ради бога, только не о зарплате, – сказал Бутенко, навешивая на мундир немецкого офицера разноцветные фольговые крышки, снятые с бутылок ряженки, кефира и молока. – Не дави мне на психику, я человек травмированный.

– Нет, – сказал Ивановский. – Меня вдруг заинтересовало: какой сегодня день?

– Спроси что-нибудь полегче, – сказал Бутенко. – Впрочем, по-моему, понедельник.

– А число?

– Кажется, тринадцатое. Ты суеверный?

– Нет, просто восхищен тобой. При такой жаре и дикой гонке сохранить здравое мышление… Кстати, ты знаешь, что сейчас мы будем играть эту бодягу в сотый раз? Сотый раз за три месяца! Спешите видеть!

– Зато какие сборы! – сказал Бутенко. – Перекрыли все дары финансового плана.

– Дирекция ликует, а у меня размягчение мозга, – сказал Ивановский. – Я только не понимаю: зачем мы четыре года зубрили Станиславского? Вживание в роль, сверхзадача, мастерство, школа МХАТа! Где это все? Кому это надо? Два-три спектакля в день. Как попугаи, вызубрили и шпарим…

Ты хочешь сыграть «Царя Федора Иоанныча»? В этом поселке никогда не видели театра. Думаешь, поймут? То ли дело подвиги лихого разведчика. У входа спрашивают лишние билеты.

– Вот я и удивляюсь твоему хладнокровию. Ты счастливый человек, все понимаешь.

– Могу поделиться своим счастьем. В счет тех двухсот рублей, что я тебе должен.

В комнату заглянул помреж:

– Готовы? Начинаем.

Они встретились через полчаса уже на сцене. Спектакль катился, как вагонетка под гору. Реплики сами срывались с языка. В нужных местах зал взрывался аплодисментами.

– Я тебя сто раз предупреждал, – вдруг сказал Бутенко. Это получилось случайно. В тексте было: «Я тебя предупреждал».