Тихие сказки

Как?! Что это выросло между ним и Ею?! Что??! Такого он еще не испытывал, кажется, никогда. Что такое Баба Яга перед этим? Обыкновенная старушка. Это же Дракон!… На это не было сил смотреть, и Том отшатнулся от зеркала. Захотелось немедленно вернуться в обыкновенный мир, где есть дома, стены и нет этих бездн, этих провалов с глазами Дракона. Сесть в кресло, поджав под себя ноги, почитать книжку, съесть яичницу… А о приключениях только вспоминать. Усесться за стол и писать свой труд — описать свой опыт вглядыванья в волшебное зеркало… Ну, а если уж очень затоскуется, то можно выйти из дома, сесть в золотую карету, и пусть золотые кони умчат меня к моей мечте. Они ведь рядом, наготове. Она ведь сама оставила их. Так вот, сесть в золотую карету и — к Ней! К Ней!

— То есть, как можно дальше от Нее, в другую сторону. Том оглянулся. Рядом сидел виолончелист со своей виолончелью и смотрел на него большими печальными глазами.

— Что ты сказал?

Впрочем, это не он, это виолончель говорила. А может быть, и он. Они так срослись, что их не различишь.

— Я говорю, что ты норовишь уйти как можно дальше от Нее, в другую сторону. Ты выбираешь, где посветлее и поуютнее, а Она — в темноте. Одна в темноте. И никакая золотая карета через эту темноту не перевезет. Ни золотые кони, ни золотой олень. Они увезут в светлую мечту, а Она — в темной действительности.

— Послушай, но разве есть хоть одно существо, которое вы-держит взгляд такой тьмы? По-моему, нет и быть не может.

— Ты ошибаешься. Такое существо есть.

— Где же оно?

— Ты столько раз проходил мимо него и не замечал его. Оно сидит на Дереве, которое свешивается над озером. Это старый Оль. Дерево смотрится в озеро день и ночь. И старый Оль смотрится в озеро день и ночь и никогда не отводит взгляда.

— Не отводит взгляда? Разве это возможно?

— Возможно.

— А непроглядная тьма?

— Он ее проглядывал всю насквозь.

— И досматривал до Ее звезды?

— Досматривал. И Она сама до него. Они друг друга виде¬ли. И Она приходила к нему и садилась рядом с ним.

— Ты говоришь что-то, чему трудно поверить.

— А ты проверь. Подойди к Дереву над озером, и если увидишь Оля, спроси, правду ли я говорю?

Одинокое Дерево на берегу озера… Да, он помнит такое Дерево. Но неужели на нем кто-то есть?… Том добрел до Дерева и остановился. На огромных толстых ветвях сидел кто-то, как будто совсем сросшийся с Деревом. Это было Дерево с человеческими глазами. А может, с глазами неба, с глазами всех звезд?

— Ты… Оль? — спросил Том неуверенно.

— Да, Том, здравствуй.

— Ты меня знаешь?

— Я всех знаю. Только меня никто не знает. Тебе про меня виолончель рассказала?

— Да, виолончель… Скажи, это правда, что ты видел мою Фею? Что Она сидела здесь рядом с тобой?

— Конечно, правда.

— Как? Когда?

Вместо ответа Оль спросил Тома:

— Ты меня в самом деле знаешь? Ты знаешь, кто я?

— Ты… Оль. Я же сказал.

— Да, Оль, но не только. А еще кто?

— Не знаю. Кто же?

— «Я — никто. Может быть, ты тоже никто? Тогда нас двое. Молчок»[3].

Том почему-то очень заволновался. Только никак не мог понять, почему. Как будто почувствовал, что у него есть крылья за плечами, только они никак не могут раскрыться. А ему надо сейчас немедленно прыгнуть с горы. Как же это? Но… «Что за путаница у меня в голове?…» — подумал он и четко ответил:

— Нет, я Том.

— Только Том?

Глаза Оля смотрели так добро, так заботливо, точно глаза матери у постели больного ребенка.

— Бедный Том, ты еще не никто. Видишь ли, если бы ты был никто, то никто и не встал бы между тобой и Ею. Никто не по-явился бы в зеркале, кроме Нее. И никакой тьмы не было бы. По-слушай, хочешь сесть рядом со мною и сидеть тихо-тихо? Хочешь научиться сидеть, как я? Попробуешь? Если ты будешь сидеть так тихо, что не спугнешь моих мыслей, ты их услышишь. А потом наступит тишина. И в тишине прозвучат Ее слова, которые Она оставила здесь, зарыла в листья и оставила. Если ты сумеешь их расслышать, ты поймешь, как найти Ее.