Тихие воды

– Как много вопросов! Я вам все объясню, только давайте получим ваши ключи.

Они как раз поравнялись с конторкой, за которой сидел добродушного вида толстяк, смотревший телевизор.

– Привет, Тео. Гражданка?

Ада назвалась, продиктовала номер сотового, расписалась на экране, взяла ключи, все это автоматически, не задумываясь над тем, что делает. Теодор все это время запанибрата болтал с кастеляном, словно старый знакомый. Они успели обсудить кого-то из сегодняшних постояльцев: часто останавливавшуюся здесь пожилую вдову, какого-то человека, недавно амнистированного, который сегодня сообщил, что нашел работу.

– А как насчет молодых людей в третьей? – Спросил Теодор как будто между прочим. У Кастеляна забегали глаза. – Мне показалось, или они не связаны священными узами брака?

Толстяк пытался что-то сочинить, потом махнул рукой, и признался, что они получили комнату в обход правил, но зато заплатили несколько больше положенного. Тео неодобрительно покачал головой, когда кастелян сообщил об этом, нескромного хихикнув.

– Ты скажи им, что я бы с ними встретился, завтра утром, например, – только и сказал он, в ответ на что кастелян громко фыркнул.

– Чтобы они больше никогда здесь не появились, после беседы с тобой-то? Еще чего удумал, – Тео улыбнулся, прямо глядя на толстяка. – Ладно-ладно, я все понял, – внезапно пробурчал кастелян после того, как встретился с мужчиной глазами. – Деньги только вот…

– Твой сын давно мечтает о скутере, – только и ответил Теодор, беря Аду под руку. – Идемте, гражданка Фрейн, я вас провожу.

– Вы кто-то вроде местного надзирателя? Из службы охраны? – Пыталась угадать она, пока он вел ее по длинному коридору.

– Нет, вовсе нет, – улыбался он. – Даже наоборот, я под следствием.

Прежде, чем она успела что-то ответить, попрощаться или сбежать от этого человека, он уже остановился возле двери, на которой красовался тот же номер, что и на ее ключах.

– Вот вы и на месте. Я не хочу навязываться, тем более, что вас, видимо, смущает мое положение. Но если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в восьмой комнате, это дальше по коридору. У меня есть чай и какое-то печенье, и я засыпаю довольно поздно, – он улыбнулся, и, махнув ей рукой, спокойно ушел. Ада застыла с ключом в руке, чувствуя себя как-то глупо – выходило, что ему вовсе не нужно срочно с ней поговорить? Как он мог так просто уйти после того, как приложил, вроде бы, столько усилий, чтобы она согласилась его выслушать? Почему он вел себя так, словно это она искала возможности с ним побеседовать?

Это все напоминало какую-то глупую шутку или хитрую манипуляцию, кто он такой? Ада раздраженно открыла дверь, зашла в полупустую комнату, кинула сумку на постель. Ни за что она не пойдет к нему, не о чем им разговаривать, совершенно не о чем. Нужно просто сразу лечь спать, потому что завтрашний день обещает стать очень трудным, и она даже почти привела свое намерение в исполнение, но не то кровать оказалась слишком жесткой, не то его интрига – действенной, но, проворочавшись полчаса, она поняла, что не сможет уснуть. Лезли в голову всякие мысли, завтрашний побег, и все ей казалось, она где-то просчиталась, что-то упустила, очевидное, что-то, что лежало на поверхности, но что ей делать, если выхода нет, если Дима был прав, и ей ничего не остается, только верить Герману, только бежать с ним. Как ей хотелось сейчас услышать его спокойный голос, поцеловать его, забыть обо всех сомнениях, позволить ему выбирать и решать за нее, но его не было рядом – и звонить ему было безумием. Она села на постели и закурила. Уснуть не получится, это уже очевидно, что же делать? Рядом с «Тео» она хотя бы отвлеклась, может, сходить к нему несмотря ни на что? Она думала, чем он ее зацепил, этот странный старик, – дело в глазах? Они ведь были словно глоток воды в жаркий день, чистой, колодезной воды. Или в его добродушной манере разговаривать? А, может, в том, как он беседовал с кастеляном, как человек облеченный властью – а потом сразу признался, что он под следствием. Под следствием… Она поняла. Тео вел себя так, словно ничего не боялся – ни того, что надменная звезда экрана обольет его презрением, ни того, что она может обидеться на нескромность его вопроса о Боге, ни того, что в отношении него возбуждено дело. Страха в нем не было – и она, привыкшая искать руководства, а теперь брошенная всеми, кинулась к нему за секретом бесстрашия, хотя сама едва ли отдавала себе в этом отчет.

Ада выскользнула из постели, оделась и на цыпочках вышла в коридор. Его комната оказалась последней в ряду четных комнат, и она застыла на пороге, кусая губы. Может быть, он утомит ее болтовней, и она сможет уснуть? Может быть, он расскажет ей что-нибудь интересное, и ночь пройдет не в мучительных раздумьях о том, где она ошиблась, не в горькой тоске по Герману, не в зависти к этой парочке, уединившейся в третьей комнате.