Тихие воды

А потом Ада подняла взгляд за плечо сидевшей напротив соперницы и увидела его. Улыбка застряла на губах, и сердце пропустило удар, а потом затрепетало где-то в горле, и кровь прилила к щекам, и она с силой сжала руку Димы, так что он слегка удивленно посмотрел на нее, но это уже не имело никакого значения.

Он сидел там, совсем недалеко, вполоборота, не смотрел в их сторону, но она вдруг ощутила – видит. Он выглядел почти так же как вчера – это было только вчера, а кажется, прошло уже невероятно много лет с того момента, как их взгляды встретились там, на балконе, в ее голове прошло уже много лет, она уже навоображала себе о нем столько, что хватило бы на долгую совместную жизнь. И вот он, совсем рядом, из плоти и крови, вот что-то сказал своему собеседнику, вот поднял стоявший перед ним стакан с водой, сделал глоток, она видела так хорошо, так четко, как заходило его горло. Он усмехнулся, оттянулись мышцы, блеснули зубы, неприятная, фальшивая усмешка, она-то знала в них толк, поправил полу пиджака, что-то ответил.

– Ада, что такое? Тебе нехорошо?

Она не слушала, она смотрела только на него – вот поднялся, простым движением, чуть повернул голову, свет и тень мазанули по его щеке, и она вдруг поймала его взгляд.

– Да, что-то я не очень…

Уже отвернулся, неужели уходит, подумала, но как же так, нет, никаких рукопожатий, а ведь он бы попрощался, и его собеседник еще и не думал подниматься, вероятно, он еще побудет здесь, может быть, полчаса, час, и она будет вот так же смотреть, но…

– Не очень хорошо себя чувствую.

– Может быть, поедем домой? – Дима пытался заглянуть в глаза, эта его отвратительная привычка все контролировать, ощупывать пульс, мерить давление, врываться в ее святая святых, под кожу, будто в душу влезает. Покачала головой, стараясь следить взглядом, порывисто поднялась.

– Нет, нет, я сейчас…

И выпущенным из пращи Давида камнем полетела, не разбирая дороги, не понимая цели, туда, в маленький коридор, ведущий в дамскую комнату, куда и он отправился, и какая же глупость, только подростки так делают, что еще за блажь – подкарауливать возле туалета, но ей было все равно. Ей уже давно не к лицу быть смешной, но она не хотела об этом думать. Главное, коридорчик, ведущий к туалетам, прикрыт занавеской, а за ней – дверь, и их не видно будет из общего зала, главное, она сможет шепнуть ему что-то, нет, даже не шепнуть, а просто пройти рядом, может быть, коснуться плечом ткани его пиджака, вдохнуть его запах, ощутить себя снова не в клетке, но в безопасности. Занавеска качнулась, она замерла в пустоте коридора, но вот он вышел из-за угла, с сигаретой в руке и какой-то странной, ровной улыбкой на губах, улыбкой, не затрагивавшей его глаз.

– Здравствуйте, – он собирался пройти мимо – ровно, холодно.

– Я хотела поблагодарить вас, – голос прозвучал хрипло, и она почувствовала, что говорит не то, не о том, ведь у них всего пара мгновений, и нет времени даже понять, чего она сама-то ждала от этой встречи.

– Это мой долг, – равнодушно ответил он, а потом добавил как-то отстраненно и одновременно испытующе глядя на нее. – Вас, я слышал, можно поздравить?

Внутри что-то оборвалось, и она почему-то сразу подумала – как быстро он обо всем узнал, и еще ему, может быть, неприятно, что то, что сделал он, приписано другому.

– Я не хотела… – И надеялась, что он поймет, ведь не могут эти глаза-рентгены не видеть, как она рвется, какой запутанной себя чувствует. – Вы не сердитесь? Так вышло, я была против, я говорила, но разве меня кто-нибудь слушает?

Почувствовала себя маленькой девочкой, и он вдруг напомнил ей отца, тот порой смотрел так же – тепло и немного рассеянно.

– Нет, конечно, я не сержусь.

– Вы мне жизнь спасли, – серьезно сообщила, пытаясь объяснить ему, как она благодарна не то за его прощение, не то за его взгляд, не то за то, что было на балконе. А может быть, за то, что она почувствовала себя живой только в тот момент, когда он оттолкнул ее, когда защитил. – Это несправедливо, и мне хочется, чтобы все знали, что это сделали вы и то, как я вам…как я вами…

– Зачем эта шумиха? Мне достаточно того, что вы сказали, – сухо отозвался он, и она вдруг потянулась, всем своим существом устремилась к нему, и ощутила всю двусмысленность момента. Они словно скрывающиеся любовники, а он так ровен, так равнодушен, словно не красивая женщина рядом с ним, ищет его взгляда, его одобрения, его восхищения, а бесполый манекен.

– Вам пора. Иначе ваш друг начнет волноваться, – словно пощечиной ответил на ее непроизвольный движение – прижаться, прильнуть, спрятаться в нем от всего на свете – и открыл дверь. – Идите же. Мы еще поговорим.