Тихие воды (ЛП)

  Когда через пару часов Резник добрался до дома Ханны, две женщины сидели на кухне с остатками бутылки Шардоне между ними, тарелки были отодвинуты в сторону.

  «Чарли, прости, мы уже поели. Я не был уверен, придешь ты или нет.

  «Я должен был позвонить. Дам вам знать."

  "Нет. Нет."

  Резник перевел взгляд с Ханны на Джейн, по пятнам под глазами Джейн можно было предположить, что она плакала.

  — Мне пора идти, — сказала Джейн, отодвигая стул.

  — В этом нет необходимости, — сказал Резник. «Не на мой счет».

  Джейн сильно ударилась бедром о стол и подавила крик.

  "С тобой все впорядке?" — спросила Ханна.

  «Ум. Да."

  — Ты не собирался водить машину? — сказал Резник, многозначительно взглянув на бутылку.

  "Я был."

  — Я приготовлю кофе, — сказала Ханна, поднимаясь на ноги. — Чарли, кофе?

  "Спасибо."

  — Джейн, почему бы тебе не отвести Чарли в другую комнату? Расскажите ему о вашей дневной школе. Возможно, вам удастся уговорить его пойти с вами. Представлять мужскую точку зрения».

  Резник внимательно смотрел на нее, не понимая, судя по ее тону, насколько она иронична.

  В глубине холодильника Ханны он нашел кое-что по кусочкам: банку пасты из черных оливок, три анчоуса на дне банки, завернутой в фольгу, сыр фета; в деревянной миске сбоку лежали два жалких помидора и маленькая красная луковица. В хлебнице оказался четырехдюймовый багет, который, когда он поднес к нему нож, осыпался, как хрупкая краска. Пять минут спустя он уже сидел с банкой «Кроненбурга» и бутербродом и задумчиво жевал, пока Ханна делала последние записи о драматических монологах Кэрол Энн Даффи, а фоном играла музыка, легкая и приятно усыпляющая.

  — Ты остаешься, Чарли?

  — Если все в порядке.

  Ханна улыбнулась ему и покачала головой.

  — Не принимай вещи как должное, это ты сказал. Не принимайте вас как должное».

  — Нет, — сказала Ханна.

  "Хорошо. Я рад."

  — О, Чарли…

  "Что?"

  Она позволила своему экземпляру книги скользнуть сквозь пальцы и потянулась к нему вдоль дивана, на котором они оба сидели. Ее щека была прохладной на его губах, ее рука была теплой на его шее.

  "Что?" — сказал он снова, но к тому времени она уже целовала его, и ни один из них больше ничего не сказал, даже не заперта ли задняя дверь и не пора ли спать?

  Они не были вместе достаточно долго, чтобы фамильярность определяла, когда и как заниматься любовью. Иногда — чаще всего — их первые движения были постепенными: медленные, как правило, осторожные поцелуи и манипуляции; затем, когда возбуждение нарастало, над ним обычно поднималась Ханна, опустив бедра вниз, с закрытыми глазами, руки Резника или ее руки сильно прижимались к ее груди.

  Позже она закричала, вцепившись коленями ему в ребра, и этот крик наполнил Резника своего рода бесцельной гордостью, хотя он и пугал его своей безрассудностью, своей близостью к отчаянию.

  Больше не внутри нее, он обнимал ее, касался округлости ее голени, внутренней стороны ее бедра; податливость, липкая выпуклость ее живота, падение ее груди на его ладонь; Рот Резника против ее волос.

  Прислонившись спиной к нему, утешенная его размерами, его массивностью, Ханна закрыла глаза.

  Резник спал и снова просыпался. На комоде часы Ханны показывали ему, что сейчас чуть больше половины второго. Он рассматривал возможность соскользнуть с кровати, не беспокоя ее, и вернуться к себе домой. Почему? Зачем ему это делать? Неужели ему все еще не очень комфортно здесь?

  Он почти достиг двери спальни, когда Ханна пошевелилась и, проснувшись, позвала его по имени.

  — Ты не уходишь?

  "Нет." Он указал на лестницу. "Стакан воды. Принести вам что-нибудь?"

  «Вода звучит нормально».

  Ханна сложила подушки, и когда Резник вернулся, они лежали на боку лицом друг к другу, Ханна пила, опираясь на согнутую руку.

  — Что случилось с Джейн раньше?

  «О, вы знаете… Когда она ввязалась в эту гендерную ерунду, я не думаю, что она осознавала, как много это потребует. В одну минуту она издавала полезные звуки, а в следующую уже была половиной оргкомитета из двух человек. Или так кажется. И она считает, что это важно: она хочет, чтобы это сработало».

  — И какой в ​​этом смысл еще раз?

  — О, Чарли, правда!

  — Я только спрашиваю.

  «Где-то в двенадцатый раз. И ты можешь остановить это».

  Пальцы Резника колебались в теплой расщелине за ее коленом, глядя на ее лицо в почти полной темноте, пытаясь понять, серьезно она или нет.

  — Хорошо, — сказал он, — я слушаю. Скажи мне сейчас.

  «Женщины как жертвы насилия, в основном сексуального. Только то, что они будут смотреть здесь, — это фильмы, книги тоже — они написаны женщинами.

  — И это должно улучшить ситуацию?

  — Во всяком случае, по-другому. Садомазохизм, изнасилование. Все дело в насилии и сексуальности, но с точки зрения женщины». Ханна снова легла, перевернувшись на бок. — Я имел в виду то, что говорил раньше, когда Джейн еще была здесь. Вы можете найти это интересным; ты должен идти."

  — Хм, — сонно сказал Резник. "Я посмотрю."

  Через несколько минут Ханна услышала, как изменился тон его дыхания, и за меньшее время, чем она могла себе представить, она сама крепко уснула.

  Шесть