Тихие воды последней пристани. Книга воспоминаний

В отличие от мамы, папа редко обнаруживал свои эмоции. Он был весьма молчалив. Если что и рассказывал, то слов употреблял немного. Самым замечательным было то, что он не гневался и не раздражался. У папы была сверхответственная работа: если бы даже на несколько минут в аэропорту перестала работать радиосвязь, то мог бы разбиться самолет. Уже в Уфе, помню, нам звонили домой, сообщая о неполадках, но папа никогда ни на кого не кричал, не выходил из себя. Мой школьный друг Роберт Байбазаров на поминках по маме вспомнил такой эпизод. Он дежурил на дальней радиостанции. Его стал одолевать сон. Он сопротивлялся как мог, но все же заснул. Поскольку из-за его сна связь с радиостанцией прекратилась и телефон не отвечал, то дело дошло до командира Уфимского авиаотряда. Папа сел в служебную машину и помчался к радиостанции. Роберт сказал, что он проснулся, услышав шум мотора. Затем он увидел в дверях моего отца. Папа, видя, что радист жив и находится у пульта, закрыл дверь и уехал. Он не только не изругал своего подчиненного в ту минуту, когда его увидел, но и позже ни разу не упрекнул ни словом.

Отец все свое время и силы отдавал работе. Ради безукоризненного выполнения своих служебных обязанностей он не жалел себя. Папа обладал хорошими способностями и обширными профессиональными знаниями. Когда за деревней Чесноковкой стали строить новый Уфимский аэродром, который мог бы принимать современные лайнеры, он, не оставляя своих обязанностей на старой работе, в течение нескольких лет трудился над созданием современной системы радиосвязи и радиолокации. Как специалист он пользовался признанием и уважением начальства и сотрудников.

Каждое лето, приезжая в Уфу, я ездил с ним на дачу. Вечером мы везли домой поспевшие овощи. Сейчас очень жалею, что мало ему помогал во время своего отпуска.

А. Г. и Н. Х. Гумеровы

В ноябре 1995 года, восьмидесяти двух лет, папа простудился. Началось воспаление легких. Он проболел три с половиной месяца. Мне не сообщали о начале его болезни. Лечили его дома. Только в двадцатых числах января 1996 года позвонил брат Эмиль и сказал, что отец находится в больнице и состояние его тяжелое. Тогда я преподавал в Московской духовной академии. Позвонил проректору профессору М. С. Иванову и попросил разрешения поехать к больному отцу.

Когда я с вокзала добрался до родительского дома, мама сказала: «Ты, сынок, меня крести». Сейчас я не способен описать ту радость, которая овладела мною. Но сразу же крестить маму я не мог, так как должен был идти к папе в больницу. К тому же у меня не было всего необходимого для совершения этого таинства. Из больницы позвонил отцу Борису Развееву и попросил привезти крестильный ящик. В середине дня он заехал к нам домой и привез его. Когда мама открыла ему дверь, он тепло обнял ее. Отец Борис искренне радовался маминому желанию. Мы мало задумываемся, как велико значение таких проявлений христианской любви. Поздно вечером, когда я вернулся из больницы от папы, мама, показывая на крестильный ящик, поставленный отцом Борисом на сервант, сказала: «Такой хороший батюшка. Обнял меня». Это и есть подлинное миссионерство: свидетельствовать о христианстве проявлениями любви к человеку, которого видишь впервые.

Было уже около девяти часов вечера. Я надел епитрахиль с поручами, крест, налил в таз воду и исполнил мое давнее великое желание. Маме было восемьдесят лет и пять месяцев. Крещение продолжалось почти час. У нее болели ноги. Она не могла долго стоять, но все исполняла охотно. На другой день она сказала, что чувствует легкость.

Мама серьезно восприняла это событие. Она никогда не снимала крест: ни дома, ни в больнице. Я прислал ей молитвослов с параллельным русским переводом. Как я потом узнал, она держала его под подушкой. Молитва ее была простая. В письме от 1 апреля 1997 года она писала мне: «Будем надеяться на Господа Бога. Поможет. День и ночь прошу о помощи».

Мама до самой пенсии работала бухгалтером. Труд этот был нелегким. Требовал полной ответственности, постоянной внимательности, скрупулезной точности. В конце жизни она мне сказала: «Сынок, я не взяла ни одной чужой копейки».

Последние двадцать лет своей жизни она писала стихи. У меня хранится толстая зеленая тетрадь. Первая страница представляет собой титульный лист. Под фамилией стоит название «Мои поздние стихи». По-видимому, и в молодости у нее были поэтические опыты. Листы тетради пронумерованы. Всего сто тридцать девять страниц. Я читаю мамины стихи и вижу ее пред собой: внимательную к жизни, добрую и очень чуткую к проявлениям человеческой отзывчивости, любви, честности. Достаточно привести названия стихотворений: «Стихи пишет сердце», «Еще раз о доброте», «Проверь себя», «Не осуждай другого», «Радость души». В стихотворении «Ищите добро» мама точно выразила свое жизненное правило (привожу начало):

Не ищите у людей зла.Ищите, хоть крупицы,

Но всегда добра…

Брат

У папы с мамой было двое детей. Первым родился 21 февраля 1940 года мой брат. Назвали его Эмилем.