Тихие воды последней пристани. Книга воспоминаний

Сам я не помню жизнь в Челкаре. Мы оставили этот городок, когда мне было четыре года. Я обратился к моему брату Эмилю, который старше меня на два года, помнит ли он Челкар. Брат написал мне: «Я помню, как папа катал тебя на велосипеде, как ездили на рыбалку с отцом на озеро Челкар, большое, как море. Я беспокоился, что в лодке была вода, но ты был к этому равнодушен. Играли мы с соседскими ребятами в прятки в ближайших камышах, что было небезопасно: остаток срезанного камыша мог сильно поранить ногу. Еще я помню, как мы играли с папиной охотничьей собакой».

Родители

Раньше я несколько раз собирался написать о маме очерк, чтобы запечатлеть для ее внуков и правнуков черты этой замечательной женщины. Однако постоянно откладывал, чувствуя свое бессилие.

Всякий раз, когда моя память обращается к маме, когда из прошлого встает ее образ или какое-нибудь событие, связанное с мамой, мне становится тепло и радостно.

Мама очень любила нас и не упускала случая сказать нам ласковое слово. Это была ее потребность. Она никогда не ругала нас. Уже в старости мама рассказала мне, что ей это запретила ее мать. Папу часто переводили из города в город. Когда она последний раз прощалась со своей мамой, та сказала ей: «Об одном прошу – никогда не ругай и не бей детей. Если ударишь хоть раз даже по руке, мое материнское благословение отойдет от тебя». Но мама никогда не сделала бы этого и сама: она на такое была просто не способна.

Мама жила не для себя, а для мужа и детей. Многие годы она практически не отдыхала. Отпуск брала в августе, чтобы подготовить нас к школе: шила одежду, штопала старую, часами простаивала в очередях, чтобы купить нам все необходимое: учебники, тетради, ручки, карандаши…

* * *

Мама, Нагима Хасановна (в девичестве Искендерова), родилась в 1915 году в Урде. Это город в междуречье Урала и Волги, до революции – Ханская Ставка. Он входил в состав Астраханской губернии. Земля эта принадлежала Букеевской орде. В 1826 году приглашенные русские зодчие при хане Жангире начали строить город как административный центр. Быстро растущее население было многонациональным: казахи, татары, русские и другие. В 1869 году в Ханской Ставке был освящен деревянный православный храм. В нем с 1914 года служил священник-исповедник Симеон Сенилов (1869–1920), скончавшийся в тюрьме в ожидании приговора.

Родители мамы по нравственному складу и образу жизни не были типичными мусульманами, каких мы знаем из жизни и книг. Дедушка Хасан и бабушка Зайнан, пусть и своеобразно, принимали участие в праздновании Пасхи. В городе, где они жили, было много русских. У бабушки был ящичек с землей. В нем она заранее высеивала траву. Перед Пасхой клала туда крашеные яйца. В Светлое Христово Воскресение дедушка и бабушка шли поздравлять своих православных знакомых. Не могу не вспомнить, как мама уже в старости на мои слова «Я сделаю это потом» ответила: «Дорого яичко к Христову дню».

Мама мне говорила, что одно время, когда она была девочкой, на ней была обязанность водить в церковь одну старушку. Вероятно, это была соседка. Поручить это маме могли только ее родители.

Из рассказов мамы я знаю, что мой дедушка Хасан пользовался особым уважением в городе. У него был серебряный перстень простой работы. Люди просили дать им перстень на время, когда предстояло какое-то серьезное дело. Мама сохранила его. На перстне прикреплена коробочка с крышкой, куда можно вложить краткий текст молитвы. Мама подарила его потом своей невестке – матушке Елене, а она вложила туда текст с Иисусовой молитвой.

Дедушка Хасан и бабушка Зайнан родили шестерых детей: трех сыновей и трех дочерей. Моя мама была пятым ребенком. Три сына прошли всю войну и остались живы.

Умер дедушка Хасан в Урде во время эпидемии. Кажется, это был тиф. На его похоронах было много народу. Когда у него обнаружили признаки смертоносной болезни, чтобы уберечь от заражения остальных членов семьи, в конце огорода построили для него шалаш. Он был уже лежачим, и за ним нужен был уход. Выбор пал на мою маму. Ей тогда было около семи лет. Мне трудно представить переживания моей бабушки, которой надо было решить: кто из ее детей принесет себя в жертву любви к ее умирающему отцу? Моя мама, как и любой взрослый, хорошо понимала, что в тесном общении с больным, живя с ним в одном шалаше и ухаживая за ним день и ночь, девочка не могла не заразиться. Да и сама мама вполне уже сознавала опасность, грозившую ее жизни, и представляла, что ее ожидает: в городке ежедневно умирали люди от эпидемии. Она не испугалась и не отказалась, проявила ту жертвенность, которая отличала ее всегда.

Хасан Искендеров (слева) в Первую мировую войну. 1917 г.

Мама выходила из шалаша, когда надо было взять еду, которую приносили и ставили в определенное место под навес. Она кормила отца, переодевала его, стирала одежду. Отец умер, а ее Бог сохранил. Господь ведает будущее каждого человека. Я уверен, Он уберег ее от неминуемой болезни и смерти, потому что знал: она станет христианкой, ее сын и внуки – православными священниками.