Тихий дом

– Сигнализации там нет. Зато у меня есть ключи от ворот и от входной двери.

– Где ты их взяла? – Артем закинул ногу на ногу, при этом чуть отодвинувшись от Даны, что ее вполне устроило.

– Мне дали. По знакомству, – туманно ответила девушка, умолчав о том, что сделала копии ключей, договорившись с человеком, которого новый владелец Тихого дома назначил кем-то вроде завхоза, а после уволил за пьянку. Обошлось ей это в пять тысяч рублей.

– Хорошо, внутрь мы попадем, дальше что?

– «Мы»? – опешила Дана.

– Само собой. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя туда одну?

Дана лихорадочно обдумывала ответ. Мозг ее работал как часы. Попросить Артема посидеть на скамейке и подождать – бесполезно. Он ни за что не согласится, да и потом, она, наверное, пробудет внутри несколько часов. По доброй воле он не уйдет. Если она поссорится с ним и прогонит, он может разозлиться и… И что сделает? Кто его знает, но испытывать судьбу не стоит.

– Ладно, – решилась она. – Мы пойдем вместе.

Артем с облегчением вздохнул и улыбнулся.

– Извини меня за настойчивость, – он протянул руку и погладил ее по щеке. – Знаю, ты сильная, независимая и все такое. Но я твой будущий муж, так что должен быть всегда рядом, защищать тебя. Кто, если не я?

Дана выдавила улыбку.

– Так что мы собираемся делать в Тихом доме?

Она уже знала, что ему скажет. По крайней мере, это будет доступно его пониманию.

– Мне нужно найти одну картину. Я знаю, что она может быть только в усадьбе. Изучила все источники и пришла к выводу, что Валахов мог спрятать ее только там.

– Погоди, погоди… Но ведь известно, что до наших дней не дошла ни одна из его картин! – удивился Артем. – Несколько репродукций в книгах – и все!

– Вот в этом-то и суть! – воскликнула Дана. – Считается, что после революции те из его полотен, которые находились в усадьбе, были уничтожены. В картинные галереи и музеи они никогда не передавались. Что же касается частных коллекций, куда ушло написанное на заказ, то и тут ничего не осталось. Поддавшись суевериям, хозяева избавлялись от портретов, написанных Валаховым. Представляешь, какое это будет громкое открытие, если я все-таки сумею найти хотя бы один из них!

Артем помолчал, видимо, подбирая слова, а потом осторожно проговорил:

– Даночка, я, конечно, ничего не понимаю в живописи, но… Ты лучше меня знаешь, что вклад Валахова в мировое изобразительное искусство, мягко говоря, спорный.

– Прекрати! – отмахнулась она. – Вот именно, что ты ничего не понимаешь. Да, широкой популярности Валахов не обрел, его манеру и технику многие называют спорной. Плюс самоубийство художника, да еще эти разговоры про проклятие его картин. Мистическая чушь – это каждому здравомыслящему человеку понятно! – Распалившись, Дана сбросила его руку со своего плеча. – Все это сослужило дурную службу. Но я уверена, что деление творцов на художников первого и второго ряда – не более чем условность. Сейчас Валахов считается одним из многих, художником средней руки, да к тому же с утерянным наследием. Но я покажу миру гениальную работу Николая Федоровича, и ошибочное мнение будет изменено! Валахов встанет в один ряд с признанными мастерами. Между прочим, известный искусствовед того времени Федор Ласточкин отмечает художественную манеру Валахова, которая «останавливает взгляд и не может не восхищать». Я докажу всем, что его творчество, его авторский почерк следует тщательно изучать и что я была права, когда требовала признать Тихий дом объектом, подлежащим охране!

Артем взъерошил короткие волосы – жест, выдававший замешательство. Его обескуражила ее горячность. Должно быть, он не догадывался, насколько это важно для нее: она ведь прежде не спешила делиться с ним своими честолюбивыми мыслями.

– Ладно, я понял, тебе виднее. Ты специалист, – примирительно проговорил он. – А что за картина? Портрет какой-то женщины?

Ему показалось, что Дана слегка смутилась, когда он спросил.

– Нет, это автопортрет. Незадолго до смерти художник изобразил сам себя. – Она посмотрела на часы, хлопнула себя ладонями по коленям и встала, подхватив рюкзак. – Думаю, нам стоит поторопиться. Темно уже.

Солнце зашло, и в парке стремительно темнело. Занятые разговором, они этого не заметили.

Не оборачиваясь, девушка пошла в сторону Тихого дома. Обутая в кроссовки, она ступала почти беззвучно, но в окружающей их плотной тишине каждый шаг казался оглушительно громким, звуки усиливались тяжелым, давящим безмолвием, и Артему внезапно захотелось попросить ее двигаться еще тише, чтобы никто не услышал.

«Да кто услышит?!» Он сам смутился нелепости своего порыва и догнал Дану, думая, что она возьмет его под руку. Однако она не стала этого делать.

– По-моему, сейчас ливень начнется, – робко сказал Артем, желая нарушить невыносимое молчание.

Дана не ответила, давая понять, что не в настроении поддерживать пустые разговоры, и он умолк, устыдившись банальности сказанного.