Тихий домик

Кох закурил и сидел мрачнее тучи. Шрейдер подумал, что Кох не такой уж тупица, как это кажется на первый взгляд, даже напротив, в этой большой черепной коробке мысли скачут коварно и быстро. Иногда нельзя угадать, что решит этот человек.

— Может быть, вы мне откроете карты? — учтиво поинтересовался Шрейдер. — Я как комендант должен знать, что творится на вверенной мне территории…

— Как вы думаете поступать с детским домом? — спросил в свою очередь Кох.

— В таких случаях мы прежде всего проводим обследование и уничтожаем всех евреев, коммунистов и комсомольцев…

— Это всегда успеется, — ответил Кох, стряхивая пепел. — Все в этом детском доме обречены, кроме моего агента, разумеется. Я подписал им смертный приговор, потому что они будут знать кое-что лишнее…

— Ах! — воскликнул Шрейдер и поднес палец к губам. — По-онимаю!.. Вчера прибыла специальная госпитальная комиссия… Понимаю!..

Кох молча курил, разглядывая голубоватый дым.

Шрейдер почувствовал себя совсем обойденным, несчастным, выкинутым из игры. Ему во что бы то ни стало хотелось принять какое-то участие в этом деле, но ничего придумать он не мог.

— И все же я преподнесу подарок аппарату Геббельса! — повторил вдруг Шрейдер. — За время, пока вам будут нужны дети, я проведу свой особый эксперимент — педагогический…

— Что за глупости?

— Глупости!.. — голос Шрейдера зазвенел.

Этого он и ждал. Не зря за фанерной перегородкой сидел его стенографист. Фриц, как считал Шрейдер, не задумывается над тем, что слышит, а действует, как машина. А он, Шрейдер, сумеет высказать великую преданность фюреру. Ну, а затем эти стенограммы Шрейдер спрячет в сейф. Он надеется, что они попадут в кабинеты рейхсканцелярии.

— Так вы говорите — глупости!.. Я хочу уничтожить в них веру в коммунизм! — распалялся Шрейдер. — Заставить признать, что мы для них — боги, высшая раса, что они должны нам служить… Это же детский дом. Трудно перевоспитать ребенка, когда на его глазах мы убиваем отца или мать. А у этих нет ни отца, ни матери. О, я знаю, кто они — дети улицы, воров, убийц, проституток, алкоголиков… Я хочу, чтобы они сами осознали наше превосходство. Они поймут величие Германии, гениальность фюрера!

— Вы какими сведениями располагаете?

— О чем?

— Да вот об этих детях…

Шрейдер вынул сигарету, закурил.

— Кто вы по профессии? Кем были до войны? — спросил он Коха.

— Я всегда был в бою. Я разведчик…

— А я преподавал в школе. Мои ученики стали отличными нацистами, отличными солдатами фюрера! Они не привыкли рассуждать. Они свято верят в гениальность фюрера. На моем учительском столе всегда лежала книга «Майн Кампф». Она служила библией моим ученикам…

— Русские дети другие…

— В чем же другие?.. В том, что они неарийцы, да. И тем более их должна привести в восхищение сила личности фюрера. Представьте, я покажу им кинохронику: парады, марши, здравицы в честь фюрера! Это ли не вызовет в них энтузиазма? Когда они увидят, как плачут женщины, целуя фюреру руки, когда они увидят своих сверстников, готовых по приказу фюрера идти в огонь и в воду, они упадут на колени…

— Сентиментальные рассуждения, — изрек Кох. — Дети русских — сущие дьяволята. И лучшее для них — концентрационные лагеря, постепенное уничтожение…

— И все-таки я добьюсь своего! — напыщенно крикнул Шрейдер. — Им надо внушить, что они могут стать над другими русскими, если будут служить нам, будут верны фюреру…

Шрейдер многозначительно затянулся и выпустил дым.

— Не забывайте, когда мы займем всю территорию до Урала, нам потребуются верные помощники из русских, чтобы управлять на местах, чтобы проводить в жизнь все наши указания… — продолжал выкрикивать он. — Я знаю, что и вам было бы совсем нелегко, если б не такие, как Бугайла…

Теперь Кох не возражал, он только буркнул:

— Стоило прожить столько, сколько я при Советах, чтобы узнать русских!..

— А речи фюрера, — не унимался Шрейдер, — их пламенность! Их зажигательность! Его вдохновенный облик!.. Смотреть на фюрера и слушать его речи невозможно без слез умиления! Я покажу детям кинохронику…

— А на другой день их воспитатели повернут факты этой кинохроники против вас… — заметил иронически Кох.

— Какие воспитатели? — вскочил Шрейдер. — Я уничтожу всех этих воспитателей, носителей красной заразы, коммунистов, комсомольцев!..

— И этого вы не сделаете… — возразил Кох.

— Почему?

— Мне они нужны… Временно пусть сохраняется весь дом, кроме евреев и еще двоих… В лесах прячутся партизаны. Их поддерживает местное население. Мы несем большие потери… Партизаны взрывают мосты, уничтожают наших солдат, наши эшелоны с боеприпасами, которые движутся на фронт… Обстановка сложная. Я реалист и не могу сейчас сказать, что мы здесь утвердились. Партизаны совершают самые дерзкие вылазки и нападения. Видимо, это крупное соединение, которое имеет различные группы в разных местах. Есть сведения, что на нашей территории действуют подпольные коммунистические организации. Но следов к ним, равно как и к партизанам, мы не можем никак отыскать. Моя агентура с ног сбилась…