Тихий Дон

– Я вам уже сказал раз! Не приставайте, иначе я прикажу свести вас на берег! Вы с ума сошли! Куда, к черту, мы возьмем ваше барахло? Вы что, ослепли? Не видите, что творится? А, да ну вас совсем! Да жалуйтесь, ради бога, хоть самому генералу Деникину! Сказал, не могу, – и не могу, вы русский язык понимаете?!

Когда он, отмахиваясь от назойливого чиновника, проходил мимо Григория, тот преградил ему путь и, приложив руку к козырьку фуражки, волнуясь, спросил:

– Офицеры могут рассчитывать на погрузку?

– На этот пароход – нет. Нет места.

– Тогда на какой же?

– Узнайте в эвакопункте.

– Мы там были, никто ничего не знает.

– Я тоже не знаю, пропустите меня!

– Но вы же грузите тридцать шестую батарею! Почему нам нет места?

– Про-пу-стите, я вам говорю! Я – не справочное бюро! – Полковник попробовал легонько отстранить Григория, но тот стоял на ногах твердо. В глазах его вспыхивали и гасли голубоватые искорки.

– Теперь мы вам не нужны стали? А раньше были нужны? Примите руку, меня вы не спихнете!

Полковник посмотрел в глаза Григорию, оглянулся; стоявшие на сходнях марковцы, скрестив винтовки, с трудом сдерживали напиравшую толпу. Глядя мимо Григория, полковник устало спросил:

– Вы какой части?

– Я – Девятнадцатого Донского, остальные – разных полков.

– Сколько вас всего?

– Человек десять.

– Не могу. Нет места.

Рябчиков видел, как у Григория дрогнули ноздри, когда он вполголоса сказал:

– Что же ты мудруешь, гад?! Вша тыловая! Сейчас же пропускай нас, а то…

«Зараз Гриша его резнет!» – со злобным удовольствием подумал Рябчиков, но, увидев, как двое марковцев, прикладами очищая дорогу сквозь толпу, спешат на выручку полковнику, – предупреждающе тронул Григория за рукав:

– Не связывайся с ним, Пантелевич! Пойдем…

– Вы – идиот! И вы ответите за ваше поведение! – сказал побледневший полковник и, обращаясь к подоспевшим марковцам, указал на Григория: – Господа! Уймите вот этого эпилептика! Надо же навести здесь порядок! У меня срочное дело к коменданту, а тут извольте выслушивать всякие любезности от всяких… – И торопливо скользнул мимо Григория.

Высокий марковец с погонами поручика на синей бекеше, с аккуратно подбритыми английскими усиками подошел к Григорию вплотную:

– Что вам угодно? Почему вы нарушаете порядок?

– Место на пароходе, вот что мне угодно!

– Где ваша часть?

– Не знаю.

– Ваш документ.

Второй из караула, молодой пухлогубый юноша в пенсне, ломающимся баском сказал:

– Его надо отвести в караульное помещение. Не тратьте времени, Высоцкий!

Поручик внимательно прочитал свидетельство Григория, вернул его.

– Разыщите вашу часть. Советую отсюда уйти и не мешать погрузке. У нас есть приказ: арестовывать всех, независимо от их звания, проявляющих недисциплинированность, мешающих погрузке. – Поручик твердо сжал губы, подождал несколько секунд и, косясь на Рябчикова, наклонился к Григорию, шепнул: – Могу вам посоветовать: поговорите с командиром тридцать шестой батареи, станьте в их очередь, и вы сядете на пароход.

Рябчиков, слышавший шепот поручика, обрадованно сказал:

– Иди к Каргину, а я живо смотаюсь за ребятами. Из твоего имущества, окромя вещевого мешка, что брать?

– Пойдем вместе, – равнодушно сказал Григорий.

По пути они встретили знакомого казака – уроженца хутора Семеновского. На огромной фурманке он вез к пристани ворох накрытого брезентом печеного хлеба. Рябчиков окликнул станичника:

– Федор, здорово! Куда везешь?

– А-а-а, Платон, Григорий Пантелевич, здравствуйте! На дорогу свой полк хлебом снабжаем. Насилу выпекли, а то пришлось бы в пути одну кутью жрать…

Григорий подошел к остановившейся фурманке, спросил:

– Хлеб у тебя важенный на весах? Или считанный?

– Какой его черт считал? А вам что, хлеба надо?

– Надо.

– Бери!

– Сколько можно?

– Сколько унесешь, его на нас хватит!

Рябчиков с удивлением смотрел, как Григорий снимает буханку за буханкой, – не утерпев, спросил:

– На чуму ты его столько берешь?

– Надо, – коротко ответил Григорий.

Он выпросил у возчика два мешка, сложил в них хлеб, поблагодарил за услугу и, распрощавшись, приказал Рябчикову:

– Бери, понесем.

– Ты не зимовать тут собрался? – насмешливо спросил Рябчиков, взвалив мешок на плечи.

– Это не мне.

– Тогда кому же?

– Коню.

Рябчиков проворно сбросил мешок на землю, растерянно спросил:

– Шутишь?

– Нет, всерьез.

– Значит, ты… ты чего же это надумал, Пантелевич? Хочешь остаться, так я понимаю?

– Правильно понимаешь. Ну, бери мешок, пойдем. Надо же коня кормить, а то он все ясли погрыз. Конь ишо сгодится, не пешему же служить…

До самой квартиры Рябчиков молчал, покряхтывал, подкидывая на плечах мешок; подойдя к калитке, спросил:

– Ребятам скажешь? – И, не дождавшись ответа, с легким оттенком обиды в голосе сказал: – Это ты здорово удумал… А мы как же?

– А как хотите, – с деланым равнодушием ответил Григорий. – Не берут нас, не находится для всех места – и не надо! На кой они ляд нам нужны, навязываться им! Останемся. Спробуем счастья. Да проходи же, чего ты застрял в калитке?