«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

Шолохов осознал трагедию времени значительно раньше: для него ее началом стал уже 1919 год.

Причем — и это принципиально важно — Шолохов осознал трагедию революционной эпохи не извне, как ее враги и противники, а изнутри, принадлежа ей. И не после смерти Сталина, как большинство наших современников, а задолго до того, в середине 20-х годов. В этом — отличительная особенность не только позиции Шолохова, но и его романа.

«Антишолоховеды» пытаются доказать, будто «Тихий Дон» мог быть написан только «белым». Но в таком случае это был бы по своему характеру совершенно другой роман. Роман, односторонне обличающий революцию, пронизанный симпатией к «белым» и ненавистью к «красным». И таких книг появилось немало, от «Ледяного похода» Р. Гуля и до «Красного Колеса» А. Солженицына.

Взгляд на революцию извне лишил бы роман той напряженной внутренней боли, того качества трагедийности, без которого «Тихий Дон» не стал бы величайшим романом XX века.

Своеобразие романа Шолохова в том и состоит, что он написан человеком, принявшим революцию в ее высших, идеальных, гуманистических принципах, но не приемлющим тех конкретных форм ее осуществления, которые несут вместо освобождения боль и страдания народу. Главным виновником бед и страданий народа, геноцида по отношению к казачеству Шолохов считал не революцию как таковую, а ее конкретное воплощение на юге России, которое принес троцкизм.

По убеждению писателя, исток трагедии казачества, личной трагической судьбы Григория Мелехова — не в идеалах революции, но в ее антигуманной практике.

«Тихий Дон» был написан Шолоховым ради того, чтобы сказать правду об истоках и причинах этого народного восстания, показать истинную роль Троцкого и его прислужников типа «комиссара арестов и обысков» Малкина, объяснить людям, почему казачество Верхнего Дона поднялось против советской власти.

Шолохов был первым, кто задолго до других (да и где они, другие?) почувствовал, понял, осмыслил русскую революцию — это главное мировое событие XX века — как великую и героическую национальную трагедию.

Всем памятен праздничный призыв тех лет: слушайте музыку революции!

Но были уже в ту пору гениальные художники, за этой «музыкой» они слышали гул и скрежет глубинных сдвигов и проломов, которые совершались в тектонических пластах народной жизни. Эти гении — Блок, Есенин и Шолохов — воспринимали революцию не как праздник, но как трагический прорыв в будущее, через страдания, боль и горе людей, через непримиримую борьбу и разъединение нации.

Свойства гения и позволили Шолохову, преодолевая идеологические схемы и препоны своего времени, проникнуть в самую суть событий, уловить объективный исторический ход вещей и написать книгу не только предельно правдивую, но и провидческую, в пору вселенского раскола и распада ратовавшую — во имя спасения России — за национальное единение людей.

Шолохов в «Тихом Доне» — и именно в этом величие романа — органически, как это и было в действительности, соединил в глубинном диалектическом противоречии и единстве обе стороны русской революции — героическую и трагическую. Подобный взгляд на революцию не был доступен ни белым, которые воспринимали ее как злобный фарс, ни красным — для них революция была свершившимся идеалом, невзирая на море крови и страдания людей.

Ни те, ни другие не желали видеть на белых одеждах контрреволюции красных пятен человеческой крови, беды, несчастья и изуверства, а на красных одеждах революции — черных от крови следов не менее страшного горя, не менее лютых зверств.

Шолохов дал возможность соотнести гуманность идеалов и реальную жизненную практику как тех, так и других благодаря возведенному в абсолют принципу художественной правды. Он проверял идеалы революции и белого движения исходным, основополагающим (в истоках своих христианским) принципом — любовью к ближнему. И показал воочию, с какой беспощадностью как с той, так и с другой стороны попиралась любовь к человеку взаимной ненавистью.

Такого рода проверка событий доступна только суду истории. В масштабе человеческой жизни на такую высоту мировидения мог подняться только воистину гениальный художник, заставивший в своем романе не только «белых», но и «красных» предъявить миру неприкрашенную правду о себе. И, конечно же, исходил он при этом не из преходящих политических принципов, но из фундаментальных и основополагающих: любви к людям, к Отечеству.

Об этом качестве романа «Тихий Дон» сказал и норвежский исследователь Г. Хьетсо, когда встречался с Шолоховым в Вёшенской в 1977 году:

«Для меня “Тихий Дон” прежде всего роман о любви. Это роман о любви женщины к мужчине, о любви мужчины к женщине. При этом человек показан в тесной связи с природой, и цель природы — вечное самообновление через любовь. Но в вашей книге речь идет и о другой любви, о любви к родине, к родной казацкой земле. Интернационализм — большое слово, но я не верю в интернационализм, если он не имеет глубоких корней в родной земле»¹¹.

ФИЛИПП МИРОНОВ И «ТИХИЙ ДОН»