«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

А пока сопротивление казачества «грозит полным крахом делу социальной революции». «Не только на Дону деятельность некоторых ревкомов, особотделов, трибуналов и некоторых комиссаров вызвало поголовное восстание, но это восстание грозит разлиться широкою волной в крестьянских массах по лицу всей Республики»³⁴.

Напомнив об этой телеграмме, Миронов раскрыл в своем письме содержание предыдущей беседы с Лениным:

«При личном свидании с Вами, Владимир Ильич, 8 июля я заявил Вам о сквозящем ко мне недоверии, ибо агенты Советской власти, совершающие каиново дело именем власти, знают, что я человек решительный и злых проклятых их действий не одобряю, как не должна одобрить их и власть, если она стоит на страже народного блага и если эта власть не смотрит на народ как на материал для опыта при проведении своих утопий, по крайней мере в ближайшем будущем, хотя бы и отдающих раем.

Я полагаю, что коммунистический строй — процесс долгого и терпеливого строительства, любовного, но не насильственного»

³⁵.

Однако, по мнению Миронова, этот разговор с Лениным результатов не дал. «Поводом к этому письму послужила та жестокость коммунистов, о какой мне поведали собравшиеся беглецы с Дона...»³⁶; жестокость, вызвавшая Вёшенское восстание.

В своем письме Миронов рассказывает Ленину об «одном документе (секретном)», о котором ему сообщил знакомый по Дону член партии: «...В Донской области произвести террор, арестовать и расстрелять всех богатых казаков во благо социальной революции

и таким путем обезвредить казачье население и сравнять его с бедняками неимущими, а также выселить на казачьи земли Хоперского и Усть-Медведицкого округов из центра 100 тыс. бедняков, дабы подавить собственное самолюбие казаков»³⁷.

Миронов говорит здесь о приведенной выше директиве ЦК по «расказачиванию», которая попала в руки восставших казаков в самом начале Вёшенского мятежа, и о декрете СНК СССР от 27 апреля 1919 года о переселении в Донскую область 100 тысяч человек из средней России, — декрете, свидетельствующем, что отмена в середине марта Пленумом ЦК директивы о расказачивании была по сути актом формальным. Миронов продолжает цитировать Ленину письмо, которое получил с Дона:

«<...> Теперь становится очевидным, почему вёшенские казаки так ожесточенно сражались: им просто было известно все, и они решили лучше умереть с оружием, чем быть расстрелянными. Дальше скажу Вам, что весною волею судеб я был посвящен в некоторые тайны особого отдела N-ской армии. И мне бросилось в глаза то обстоятельство, что большинство казаков и казачек без видимой вины присуждались к выселению из области с конфискацией имущества, и теперь я понимаю, что это делалось неспроста. После этого становится ясным, почему Миронов стал лишним на Дону весной 1919 г.: да просто потому, [что] его нужно было убрать, чтобы он не видел, что делалось с его родиной. Миронов должен был совсем исчезнуть, но вера в него всей армии не допускала этого, и таким образом, мы еще можем с Вами переписываться»

³⁸.

Встав, как Григорий Мелехов «на грани в борьбе двух начал», Филипп Миронов писал Ленину — руководителю партии коммунистов — о «политике коммунистов по отношению к казачеству» как о политике «негодяев»: «Вся деятельность коммунистической партии, Вами возглавляемой, направлена на истребление казачества, на истребление человечества вообще», — заявлял он вождю. «<...> Агенты Советской власти, — писал он, — <...> вместо слова любви принесли на Дон <...> месть, пожары и разорение.

Чем оправдать такое поведение негодяев, проделанное в ст. Вёшенской, той станице, которая первая поняла роковую ошибку и оставила в январе 1919 г. Калачево-Богучарский фронт. Это поведение и вызвало поголовное восстание на Дону, если не роковое, то, во всяком случае, грозное, чреватое неисчерпаемыми последствиями для хода всей революции»³⁹.

Миронов приводит в письме к Ленину целый перечень конкретных преступлений комиссаров с указанием их фамилий, хуторов, станиц, где совершалось надругательство над казаками, и подводит итог:

«Вот кто контрреволюционеры!

Невозможно, не хватит времени и бумаги, Владимир Ильич, чтобы описать ужасы “коммунистического строительства” на Дону. Да, пожалуй, и в крестьянских губерниях это строительство не лучше.

Коммуна — зло: такое понятие осталось там, где прошли коммунисты. Потому-то [так] много “внутренних банд”, много дезертиров. Но дезертиры ли это?

Большая часть крестьян судит о Советской власти по ее исполнителям. Можно ли удивляться тому, что крестьяне идут против этой власти, и ошибаются ли они со своей точки зрения?

Нужно ли удивляться восстанию на Дону; нужно [ли] удивляться долготерпению русского народа?»⁴⁰.

Миронов объясняет Ленину, как и почему все это произошло: