Читаем Тихий друг полностью

Лучи вечернего света, заблудившиеся в волосах на шее мальчика, добавляли к страсти Спермана тоскливую нотку, чувство неутолимой потери или никому не ведомой печали. Ему показалось, что он никогда не овладеет этим телом, потому что не сможет достойно чтить его святость.

Мальчик — может быть, неосознанно — чуть шевельнулся, приподнял и опустил попу, и Сперману пришлось повиноваться слепой, теперь и вовсе неудержимой страсти, и он укрыл мальчика своим телом.

Вот теперь, лежа на обнаженном теле, он почувствовал совсем другой запах: не слабое веяние чего-то жареного, а только чистым мальчишеским пот, запах кедра и нагретого солнцем брезента, и это вызывало у Спермана какие-то ускользающие воспоминания о давно прошедшем: неслыханное наслаждение, безопасное и вечное счастье.

Мальчик снова, — теперь, кажется, уже нарочно дразнясь, — двинул попой вверх-вниз.

«Сам напросился», — мелькнуло у Спермана в голове, когда одним марш-броском он проник в мальчика полностью. Тот чуть приподнял голову и застонал. Он так выражает удовольствие, или Сперман сделал ему больно? Сперману нужно было знать наверняка.

— Тебе не больно? — спросил он, тяжело дыша, проводя губами по ушку мальчика. «А если нет, — подумал он, — то можно и глубже, глубже всегда можно».

В ответ мальчик застонал снова, громко и хрипло, потому что Сперман уже начал свою неудержимую скачку. Мальчику наверняка было больно, но он, видимо, не хотел подавать виду. «Держишься молодцом», — с нежностью подумал Сперман. Ему хотелось причинить мальчику боль, сделать ему как можно больнее, но в то же время совсем не хотелось ни сейчас, никогда… Да, было бы такое возможно: причинять кому-нибудь ужасную боль, но в то же время не причинять… Но такого не бывает, хотя на свете есть Бог…

Вдыхая запах теплого нежного тела, Сперман чуть было не начал шептать о том, как все было раньше, давным-давно, в вечернем свете, в гостиной у него дома… Мать, лежащая на диване с «раскалывающейся» головой… Бесконечная, шипящая, угрожающая тишина ранних вечеров… «Дом без солнца», — подумалось Сперману.

И тут он ни с того, ни с сего подумал, как все сложилось бы, встреть он тогда… не теперь, когда уже слишком поздно, а тогда… этого мальчика. И как мальчик одним таким ранним вечером в пустующем сарайчике в саду связал бы его, Спермана, и делал с ним все, что душе его угодно…

— Ты… мой господин… — прорычал Сперман и в тот же миг почувствовал, как вытек в мальчика его мужской сок.

А теперь что?.. Что дальше? Разве не должно и с мальчиком свершиться чудо? Сперман, в поисках мальчишеского уда, попытался настойчиво, но мягко повернуть мальчика на бок, но тот, сопротивляясь всем телом, оттолкнул руку, и Сперман понял, что мальчика, видимо, не интересовали такие ласки. Да, такое бывает: мальчики, которые хотят только сзади…

Но кто он такой?.. Что все это для него значит?.. Вдруг он всего лишь — скучающая бескорыстная шлюшка, даже не думающая о том, чтобы повторить, увидеться снова, продолжить отношения?..

Сердце Спермана сжалось при этой мысли, потому что с ним… все было иначе… Он понял, что удовлетворение страстного желания не погасило его чувств. Не было ни малейших признаков досады, скуки или разочарования, как часто случается после совокупления. Мальчик сразу показался ему милым, очень милым… И сейчас он находил его милым, таким милым, таким ужасно милым…

Но что все это значило? Сперман понимал, что это проявление слабости, а такая слабость может обойтись ему дорого, но не смог удержаться и со вздохом погладил мальчика по голове. Правда, ему сразу же удалось взять себя в руки: Сперман вытащил член, показал мальчику душ и туалет, пошел в кухню, стал на цыпочки и обмылся над раковиной.


VII

И вот тут, в кухне, Сперман полностью отдался трусливым сомнениям, совершенно безнадежным сомнениям, и опечалился. Что произошло на самом деле? А сам он — настоящий? В таком случае вполне возможно, что один из жильцов дома напротив видел Спермана голым, так как штор на окне не было. Сперман был стеснительным и даже слишком предупредительным в общении с соседями и не терпел сплетен или разногласий, если таковых можно было избежать. Поэтому он вернулся в комнату и быстро оделся: отчего-то ему не хотелось, чтобы мальчик, вернувшись из ванной, застал его обнаженным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее