Тихий гром. Книга четвертая

— Виктор Иванович! — зашептала она трепетно. — Давно я тут мелюсь, тебя поджидаю… Зоя передать велела, чтобы ты к ним не ходил. Дома сидит один с наганом и по улице ходют двое, в татарскую одежу переодетые.

Она пошла мимо него во Вторую Уфимскую. Только теперь прострелило Виктора Ивановича: «Вот до чего доработался, старый дурак! — ругал он себя. — Думать же надо головой-то». — И пошел в западный конец Уфимской улицы, которая через два квартала выводила на пустырь. Но на выходе из улицы ему встретился пожилой человек аристократического вида, в соломенной шляпе, в очках.

— Викентий Иванович! — воскликнул он, приподняв на пальце дорогую трость. — Побойтесь бога да поберегите себя! Что это вы разгуливаете в такое-то время. Схватят же вас!

Ничего не ответил ему Виктор Иванович, все яснее сознавая свое глупое положение. Никогда не видел он этого человека, незнаком с ним. Выходит, что всякого встречного опасаться надо, потому в городе задерживаться немыслимо. На пустыре не было ни единой души до самой речки. И на этой стороне пустынно, лишь впереди, за кирпичными сараями, на поле верховые кучками кружатся да кони без всадников носятся.

Бой там, видимо, уже заканчивается. Вот-вот взойдет солнышко нового дня. Со стороны станции гремели орудия. Шум боя переместился куда-то к самому городу. А с запада, за женским монастырем, заливались длинные пулеметные очереди. Виктор Иванович поспешил в приречные кусты, чтобы не маячить на степном пустыре, и потихоньку стал подаваться к яушевской паровой мельнице.

Мельница стоит на этом берегу, как раз напротив кирпичных сараев. Скорее всего, не безлюдна она. Да и лучше всего здесь переждать, пока откатится бой. Залез Виктор Иванович в кусты, на мягкой травке уселся и закурил. Кашлять можно было здесь от души, потому как никто не видит и не слышит. Сквозь кусты виделось поле только что затихшего здесь боя.

Непроворотная горечь кипела внутри, хотя и не ведал он, что именно в эти минуты Иван, сын его младший, тяжко, мучительно расставался с жизнью на той высокой горе. Толпу-то видно было, да разве разглядишь, что там творится! Тут и Василий Рослов под горой покоился, и немало еще знакомых. И верный Воронко, когда-то лихо умчавший Антона из тюрьмы от жандармской и казачьей погони, тут же.

Не успел заскочить к Виктору Ивановичу Малов. Так и не рассказал, кого привел он из хутора в Красную Армию. А Роман, совсем недавний Ромашка, как звал его в детстве отец, раненный в ногу, мучился в это время на вокзальном полу. Тысячи мужиков уже страдали в тот час, но не на каждом лежала тяжкая печать «трибунальского сынка».

Видел Виктор Иванович, как гонялся какой-то казак за оседланным серым конем, да и не признал в нем зятя. Закашлялся, плюнул на песок и заметил в плевке кровь. Еще один неумолимый враг охотится давно за его жизнью. От этого не убежишь, не спрячешься — внутри сидит. Поморщился Виктор Иванович и решил прилечь. Может, и уснуть удастся.

Давно не спал он вволю, а последние дни всего по часу-два удавалось вздремнуть прямо в кабинете. Минувшей ночью и вовсе не до того было. Но едва начинала одолевать его дрема, как тут же мерещились немыслимые страхи. Он вздрагивал и снова долго не мог задремать. Таких чудес никогда в жизни с ним не бывало, даже в детстве. И мысль неусыпно продолжала работать.

Перебрал в уме всех знакомых и понял, что ни к одному из них сунуться теперь нельзя. Если даже и нету там наблюдателей, то солдаты могут быть расквартированы. А главное — все равно на улице показаться невозможно. Так что в городе места ему, выходит, не осталось. Уходить надо. Слишком уж много развелось тут нежелательных знакомых. И не поймешь, откуда грозит опасность.

А добрый старикан с тросточкой, оказывается, знает его настоящее имя, известное в этих краях лишь матери, Матильде Вячеславовне, да ему самому. Викентий! Как же могло проникнуть это сюда? Неужели на родине, в Самарской губернии, справлялись? А при чем тут дедок этот? Загадки сыпались в полусонную голову, а ответов на них не находилось.

Конечно же, и в хуторе ищейки побывают непременно, хотя и понимают, что едва ли беглец станет прятаться в собственной избе. А если чуток повременить да где-нибудь поблизости к дому и обосноваться? Не придет им в голову именно там искать. Но показываться-то нельзя и в хуторе, потому как есть там Кестер да и еще кое-кто. В момент шепнут куда надо.

До самой темноты промаялся тут Виктор Иванович. Есть он совсем не хотел, а только изредка подбирался к речке и пил. Слышал и колокольный благовест в честь победы белых. А теперь даже сюда из городского сада доносилась разгульная музыка. Да и весь город пьяно гудел. Лишь бедные, затюканные окраины прибито молчали, будто ожидая смертельного удара.