Тихий гром. Книга четвертая

— Ежели они дураки круглые, то пусть попробуют, — спокойно ответил Федич, поплотнее запахивая шубу. — Впереди у нас вон солдаты с гранатами да с винтовками, на задней подводе — тоже. А в середине — пулемет с вложенной лентой. И гранаты есть тоже. Надеюсь, заметили они все это наметанным военным взглядом.

— Нет, — возразил Антон, держа вожжи и отворачиваясь от встречного ветра, — не станут они этого делать. Сознательные тут казаки собрались. Добровольно же они согласились проводить. Такие, может, и в Красную гвардию пошли бы, если хорошенько их поагитировать.

Хочется, всегда хочется доброму человеку в добро верить. Никогда не придет ему в голову то, что в темной, коварной душе постоянно бродит.

Выехав за Нижнюю Санарку, передние конвойные отступили с дороги, освободив ее тройкам.

— Ну, прощевайте, красные большевички! — прокричал сбоку белоусый казак из конвоя. — Авось, еще когда и встренемся в чистом поле!

Конвой отстал и вернулся назад. Город уже недалеко.

ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ

1

В немыслимых муках, в крови, в неисчислимых страданиях рождалась новая жизнь. Все переворачивалось, трещало, скрипело и кипело в этом водовороте судеб. И отдельный человек, словно крошечная пылинка, терялся в нем. В конечном итоге все решалось большинством. Но не только поднятием рук на митингах голосовали, а и с оружием в рост подымались.

Как ни шумели казаки на сходах в Бродовской и других станицах, а кончилось все-таки тем, что не пошли они с большевиками, с комиссарами и мужиками, которые во сне и наяву бредят ленинскими декретами о земле и о мире. И еще очевидным стало, что не на собраниях и съездах можно привилегии свои отстоять, а только на поле боя, оружием, кровью.

Начали с того, что из Бродовской в штаб 17-го стрелкового полка направили ультиматум, коим предписывалось оружие сдать, а полк распустить. Солдатам обещали свободный выезд из города на родину. Загудели по Троицку солдатские и рабочие митинги, отвергли дружно казачий ультиматум.

Дня через два стало известно, что красные войска вышибли атамана Дутова из Оренбурга. Но Дутов вместе с преданными ему офицерами не продержался бы долго, если б не питала его казачья почва Оренбуржья. Как у мифической гидры моментально отрастали срубленные головы, так полнилось и его войско.

Через считанные дни атаман Дутов объявился в Верхнеуральске, где более ста лет находился Второй отдел Оренбургского казачьего войска. Не все приняли его с радостью. Там все еще продолжала править городская Дума. Иногородние и молодые казаки из фронтовиков начали было создавать Совет, отстранив от власти Думу. Но опять же верх взяла сила большинства.

Вскоре вновь отросла вроде бы срубленная голова гидры, и атаман Дутов грозил Троицку уже пятитысячным войском. Возле города временами рыскали казачьи разъезды. Обстановка с каждым днем накалялась, грозя вспыхнуть новым безжалостным огнем. Городской Совет заседал нередко круглыми сутками, отыскивая возможность для создания новых красногвардейских отрядов, способных защитить город.

К тому же на станцию прибыли два полка 1-й Оренбургской казачьей дивизии, которая двигалась по железной дороге через Москву, снявшись с Румынского фронта. Вел ее председатель солдатского дивизионного комитета, избранный и начальником дивизии, Николай Дмитриевич Томин.

Эшелон остановился в Люберцах, и Томин доложил командующему Московским военным округом, что дивизия в полном составе, со всем вооружением и имуществом, готова служить Советской власти. Но тот почему-то не принял столь щедрого дара, хотя нуждался в войсках.

В Самаре два полка этой дивизии расформировали. А с 11-ми 12-м полками Томин прибыл в Троицк с твердым намерением поставить их на службу Советской власти. Но и здесь не обрадовался Совет богатому подарку, хотя, кроме Семнадцатого стрелкового полка, было создано всего две рабочих красногвардейских дружины, боевая дружина коммунистов и отряд из добровольцев — пленных венгров и немцев.

Федор Федорович Сыромолотов отлично знал обстановку в уезде, знал и нравы казачьи. Да и другие руководители уезда нагляделись на здешние дела, потому без особых споров решили расформировать и эти два полка. Оружие, боеприпасы и прочее имущество, конечно, приняли с благодарностью.

Очень тяжело пережил Томин расформирование полков. Нервничал. Даже сначала считал такое решение недомыслием руководителей уезда. Так думал очень честный человек. Но едва ли он представлял, что происходит с большинством казаков, когда дело доходит до отчуждения земли, до лишения их всех казачьих привилегий, дарованных царем.

Ведь и Родион Совков после февраля выкрикивал революционные лозунги, за декрет о мире ратовал, только добираться до дому было ему труднее в одиночку, чем целым полком или дивизией. А как вернулся под отчий кров да лапотного мужика увидел на своей земле, сразу и шашкой взмахнул, хотя земля-то не была отнята, а всего лишь в аренду сдана.