Тихий гром. Книга четвертая

Ахнул дед, словно ему кипятку за шиворот плеснули, сжался весь и запричитал:

— Ах, моше-енник! Да что ж у тибе нос-то, собачий, что ль-то? Ах, грабитель! Креста на тибе нету! Весь хутор ограбил, все зачистил. Одно тебе прощенье — себе не берешь…

— Креста нету, и себе не беру — верно. А мошенник-то не я, дядь Илья, а ты самый настоящий мошенник и есть: перед богом клялся, на иконы крестился во всю грудь, а сам хлебец прячешь от голодных. Заодно, что ль, с богом вы против умирающих с голоду восстали? И сына родного подвел. Егор-то ведь тоже говорил, что нет у вас хлеба.

— Да ведь не знал, ничего Егор-то не знал!

— А нос у мине обыкновенный, не собачий. Видал я, как вы прятали. Двое ведь вас было. Аль не так? Другого-то вот не признал я только. Да это и ни к чему! Сейчас же вези тридцать пудов, поколь Егора нету — и делу конец. Спать спокойней будешь, и перед богом не грешен, и перед людьми совесть чиста.

Почернел дед лицом, ссутулился еще больше и пошел в амбар за пустыми мешками. Честь сына не хотел он порочить: дороже хлеба она.

11

Весною восемнадцатого года лебедевские мужики ухватили все-таки тот клин казачьей земли, какой посулил им атаман Петров. Да лучше б они его не трогали, потому как весь хлеб и труд их пошел на пользу врагам революции. А мужику в тот год и всем, кто за Советы стоял, выпали неисчислимые му́ки.

Трудно сказать, сколько бы еще сверкали кровавые казачьи шашки в седых, ковыльных степях Оренбуржья, но уже над всей горнозаводской зоной реяли красные флаги. Крепко стоял советский Челябинск, легче вздохнул после мартовских боев Троицк, когда разорвали очередное кольцо и рассеяли дутовцев красные отряды.

Еще держался красный Оренбург с небольшим гарнизоном против полчищ казачьих генералов. И было ясно, что, хотя и плохо вооруженные и плохо одетые, рабоче-крестьянские отряды стоят насмерть и побеждают. Мичман Сергей Павлов и двадцатисемилетний ярославский мужик, Василий Константинович Блюхер, не имевший ни военного, ни общего образования, уже не раз били грамотных матерых казачьих генералов и самого Дутова.

Одолели бы Советы до конца эту белую напасть. Но по приказу Антанты и при активнейшей поддержке меньшевиков и правых эсеров жарким пламенем вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса. Будто гигантский пороховой фитиль запылал по всей Сибирской железной дороге. С 25 мая по 8 июня были захвачены мятежниками Мариинск, Новониколаевск, Верхнеудинск, Канск, Пенза, Сызрань, Петропавловск, Томск, Курган, Омск, Самара.

Челябинск в этом ряду оказался первым — он пал еще 17 мая. А 25 мая Советское правительство издало приказ о разоружении мятежного корпуса, но агенты Антанты уже сделали свое черное дело. И запылала Сибирская магистраль, с новой силой заплескалась кровь. Словно мутная волна прокатилась по необъятным просторам, подняв из глубин всю белогвардейскую нечисть.

Мгновенно поднял свою битую голову и Дутов, снова готовясь к решающим схваткам. Понеслись его вестовые по станицам и поселкам, собирая казаков.

* * *

Троицк так и жил почти в осадном положении, не расслабляя военных мускулов. Много раз город разбивал и рассеивал казачьи отряды, а они снова рождались.

В начале апреля Федор Федорович Сыромолотов был отозван в Екатеринбург. Виктор Иванович, пережил это событие с великой болью и почувствовал себя осиротевшим. Железная воля Федича, умение убедить и повести за собой людей очень были нужны городу в дни новых жестоких испытаний.

С двенадцатого года Виктор Иванович шел об руку с надежным Федичем. С ним веселее работалось, из всех безвыходных положений непременно отыскивался выход. Теперь увяз Данин в каторжной беспросветной трибунальной работе, и силы, казалось, вот-вот иссякнут. Давно больные легкие совсем ослабли. Похудел. Кашлял отчаянно, с закатом, порою до слез, но курил так же много, как и раньше.

Да и вообще дела пошли как-то вразнобой, между командирами отрядов то и дело возникали раздоры на личной основе, а это нередко нарушало согласованность в боевых операциях и приводило к лишним потерям. И было удивительно, что даже при таком командовании плохо вооруженные и необученные солдаты революции неизменно побеждали, хотя почти всегда выступали в меньшем числе.

Был получен приказ о реорганизации Красной гвардии в Красную Армию. 17-й Сибирский стрелковый полк переименовали в Уральский. В армии вводилось единоначалие. В мае пришло известие о захвате Челябинска чехословацкими войсками. Совет рабочих и крестьянских депутатов, созвав экстренное заседание, решил направить троицкие отряды к станций Полетаево, чтобы вызволить из беды Челябинск.

Но никто не знал, что там за сила объявилась роковая, сколько ее. Почему не удержались челябинцы? Для выяснения обстановки послали двух делегатов под Полетаево. Вернувшись, один из них, по фамилии Померанец, доложил исполкому Совета, что сила там стоит несметная и надо избрать ликвидационную комиссию, чтобы передать все дела чехам.