Тихий гром. Книга третья

— Спрашивает барин своего управляющего, кто, дескать, нам должен. А тот ему и отвечает, что, мол, господа Скобелевы по счету должны. «Да не об господах тебя спрашиваю!» — сердится барин. «А из холопьев, ваше сиятельство, — Трифон Хворый. На барщину который уж год не ходит и податей от него нет». — «Дак целоваться мне с им прикажешь! — злобствует барин. — Подать сюда Тришку!» — «Да, не ходит он, ваше сиятельство, — поясняет управляющий. — Лежит, как колода, запух и синий весь. Глядеть страшно. И дух от него идет непереносимый». Ну, значит, велел, тогда барин привезти холопа. Управляющий гонит его на поклон к барину, а мужик-от с телеги подняться не может. Хотели на руках его в дом втащить, да барин вовремя смикитил — сам во двор выскочил, чтобы, значит, покои не осквернить мужичьей хворью, и орет: «Ах, подлая твоя душа! Ах, разбойник! Притворяться вздумал, грабить барина. Да я с тебя семь шкур спущу!»

А мужик-от спокойно эдак глядит — все равно уж ему — да и говорит: «Шкура-то у меня всего одна, батюшка барин, да и та никудышняя, ничего ты не выкроишь из нее». — «Ах, дак ты еще вон как разговариваешь! Глумиться над барином вздумал! Это ты умеешь, а платить не умеешь». — «Нечем, батюшка, — мужик отвечает, — весь я перед тобой. Шкура моя и так тебе принадлежит с головой и с руками вместе, а душа — господу. Моего-то, вишь, ничего и нету». — «Ну-ну, говори», — подначивает барин. «Да вот я и говорю… Какой тебе прок от дохлого мужика? А ты бы, батюшка, отпустил меня на волю… Ведь руки-то у меня золотые… Коли не помру от недуга, обыгаюсь — все тебе сполна возмещу…» Хохочет барин, не верит в уплату, а видит, что с Трифона ничего уж не взять, да и говорит, а сам ржет: «А ты, хам, поцелуй-ка вот этого мерина под хвост, тогда отпущу!» Ухватился за слово Трифон. «А чего ж, — говорит, — люди мы не гордые. Хуже барской скотины живем. Подымите-ка меня, робята. Поцелую, ништо. Зато поглядим, сколь твердо слово барское». Ну, значит, поцеловал он мерина, сделал, выходит, что требовалось. Барину попятиться некуда. Выдал мужику вольную. Да еще домой отвезти велел.

А тут вскоре и всем крестьянам воля вышла. Завертелись мужики — кто возле барина, кто в город подался, на заработки…