Тихий пост

Жохов почувствовал, что офицер что-то задумал, и внутренне весь напрягся. Офицер, храня презрительную улыбку на губах, поводил огоньком зажигалки вокруг сигареты и поднес огонек под подбородок матросу. Резкая боль пронзила подбородок. Жохов невольно отшатнулся. Но удар в затылок кинул его снова на огонь. От боли из глаз сами собою покатились слезы. Офицер усмехнулся.

Переводчик снова повторил вопрос о коде, о кораблях, о позывных штаба, о волне, на которой работает рация.

Жохов молчал. Он ни о чем не думал, он ждал - когда конец. В том, что конец для него близок, он не сомневался. Ведь он им ничего не скажет, и они убьют его.

- Говори! - процедил сквозь зубы переводчик.

Жохова держали двое. Офицер поднес зажигалку к его носу, и дикая боль опять пронзила голову. Запахло паленым мясом.

И тогда Жохов встал. Встал вместе с двумя повисшими на нем немцами и пошел на отступающих перед ним переводчика и офицера. Как всякий физически сильный человек, он был терпелив, но теперь рассвирепел, и ничто и никто не мог его остановить. На него кинулось несколько человек. Матрос разбросал их. Переводчик отскочил в сторону и заслонился рукой. Офицер, побледнев и сузив глаза, выхватил пистолет. Жохов пошел на него. Офицер поднял пистолет. В этот момент тяжелый удар в голову вырвал у Жохова опору из-под ног, и он, потеряв сознание, рухнул на пол.

Офицер приказал оттащить Жохова в угол и, холодно усмехаясь, сказал переводчику, что с этим русским придется повозиться, но он должен заговорить во что бы то ни стало...

* * *

Они шли всю ночь.

Утром, когда рассеялась сумеречная мгла ночи, ребята разглядели пленного. Среднего роста, черный. Не белокурая бестия, не с водянистыми голубыми глазами, какими изображают немцев на плакатах, а черный, как грач, и кареглазый. Снять с него форму - сойдет за сибиряка, волжанина или украинца. Молодой еще. И все же это немец. Враг.

Только теперь друзья догадались обыскать пленного. Из широких коротких голенищ вытащили два запасных рожковых магазина для автомата.

В карманах нашли пачку галет, фотокарточки, матросскую книжку и начатую пачку сигарет. С пояса сняли фляжку, в ней был шнапс.

Виктор смотрел на худощавое, осыпанное испариной лицо немца, на его мокрые, повисшие косичками волосы и неестественно зеркальные после бессонной ночи глаза и видел, что тот нервно вздрагивает. Виктор почувствовал, как и сам он смертельно устал от проделанного пути, от нервного напряжения и пережитого страха. Он закрыл глаза, но тут же заставил себя открыть их и снова увидел пленного, Генку, белесую накипь неба, тусклую равнину сквозной тундры. Он отер пот со лба и со вздохом сказал:

- Надо узнать, откуда они тут появились. Попробуй, ты лучше шпрехаешь по-немецки.

- Кто ты? - спросил Генка. - Вэр ист ду?

И для убедительности повторил по-русски:

- Кто есть ты?

Немец молчал.

- Не хочет отвечать.

- Сейчас захочет, - Виктор выстрелил над головой немца. Пленный побледнел, глаза его округлились. - Давай спрашивай.

- Вэр ист ду? - спросил Генка, а Виктор выразительно повел автоматом.

Немец быстро-быстро залопотал.

- Чего он? - Виктор посмотрел на друга.

- Непонятно что-то, - пожал плечами Генка.

Пленный прислушивался к разговору.

- Может, он по-русски понимает? - насторожился Виктор. - Понимаешь по-русски, нет?

Пленный смотрел на ребят, и в глазах его был немой вопрос, усилие понять, чего хотят от него.

- Шпрехен зи русиш? - спросил Генка.

- Никс, - отрицательно мотнул головой немец.

- Вэр ист ду? - с расстановкой спросил Генка, тщательно выговаривая слова. Виктор поднял автомат.

Немец, косясь на автомат, что-то ответил, жестикулируя и показывая на море.

- Чего он? Ты что-нибудь понял?

- Кажется, с подводной лодки. - Генка вспоминающе морщил лоб. Зее - море. Унтерзеебот - подводная лодка.

- Зее? - Генка показал на море. - Унтерзеебот?

- Я-я, - закивал немец.

- Ну точно, - Генка посмотрел на друга. - С подводной лодки. Транспорт они, наверно, потопили.

- А как же мы ее не заметили?

- А туман.

- Туман к вечеру начался, днем-то ясно было.

- Днем-то они нас в перископ рассматривали, а в туман и полезли.

Это походило на правду.

Виктор держал автомат в руках, наведя ствол на пленного. Тот выжидательно стоял перед грозным русским. Но если бы он мог взглянуть под опущенные ресницы русского матроса, то увидел бы в его глазах совсем не жестокость и ненависть, а самую что ни на есть мальчишескую растерянность. Сейчас Виктор совершенно не знал, что делать с этим проклятым немцем и что делать вообще.

- Спроси, где ребята, - сказал Виктор, стараясь вопросами оттянуть время, когда придется все-таки принимать какое-то решение.

- Наши, русиш, пух, пух? Шисэн? - показывая на пальцах, как стреляют, спросил Генка.

- Я-я, - почему-то обрадовался немец.

- Что "я-я"? - побледнел Генка. - Где наши? Во ист руссиш маринен?

Немец внимательно выслушал, понял вопрос и что-то долго и непонятно говорил. Но по жестикуляции друзья поняли, что кто-то убит.

- Врешь! - закричал Генка. - Не может быть? Как это!

Но выражение лица пленного говорило, что это правда.