Тихоня для Туза

– Так ты говоришь ерунду какую-то, Тихон. Может быть, ты еще пьяный? Не протрезвел?

– Конечно. Ты разве не знаешь, что в таком состоянии правду говорить легче? Вот я пришел, чтобы во всем признаться.

– Ах, вот как! – Голос ее повеселел. Стефа слегка толкнула меня назад, усадив на пятую точку.

А сама возлегла на кровати, как королева. Махнула величественно кистью:

– Давай, признавайся, внемлю!

– Трифон! Скажи ей, что ты уже полюбился в нее! И не мешайте мне больше спать!

Маленький хитрец, похоже, слышал весь разговор. Но ждал до последнего.

– Кирюш, прости нас, малыш. Мы не хотели тебя беспокоить. И Тихон уже уходит, не переживай!

– Нет. Я не собираюсь уходить! – Стефа, конечно, была права. И не стоило мне тревожить спокойный сон ребенка, да и сон девушки – тоже.

Но раз уж попалась такая оказия, когда можно все свалить на настойку дяди Коли, то почему бы ей не воспользоваться?!

– Только не целовайтесь тут, хорошо? Смотреть на это противно! – Пацан горестно вздохнул, потискал подушку, отвернулся к стене. – И вообще, я пожалуюсь маме, что вы себя плохо ведете.

Вот это кремень, конечно. До сих пор дулся, что ли?

Стефания – взрослая, с ней можно еще договориться. А вот что делать с мелким? Он же нам жизни спокойной не даст. И совесть еще… Тоже не даст покоя.

– Кирюх. Давай, поговорим? – Подполз к его кровати. Показалось, что так удобнее и проще, чем идти ногами.

– Нет. Нам не о чем разговаривать.

Одеяло наползло на самую макушку ребенка.

– А если я прощения попрошу?

Пауза. Тишина. Под одеялом началось копошение. В узкую-узкую щелочку высунулся один глаз.

– Прощения? Ты?

– Ага.

– А за что?

Хитрый засранец. Полностью повторял повадки Стефании: за прошедшую неделю я не раз наблюдал их разборки и скандалы. И каждый раз девушка уточняла, за что конкретно извиняется Кирилл.

Тогда казалось, что это шикарный воспитательный ход. А теперь, блин, вообще не понравилось!

– Если б я знал, малой, за что ты на меня дуешься. – Уперся спиной в ножку его постели, голову закинул назад. Что-то подустал от этих загадочных разборок.

Раньше так спокойно жил, ни о чем не парился, не задумывался… И в чужих семейках не ходил по незнакомым коммуналкам…

– Ты нас выгнал. И даже не захотел проводить! А теперь зачем-то опять пришел. Мы тебе не куклы, чтобы играться!

– Я вас не выгонял, Кирыч. Ни тебя, ни Стефу. Это вы сами ускакали, сломя ноги. – Вздохнул тяжело. Вспомнил, что с такими террористами вести переговоры – самое глупое дело. Нужно виниться, по-любому.

Кир молчал и пыхтел, подтверждая мою правоту.

– Мне без вас плохо, Кирюх. Вообще тоскливо. Так что – давай дружить и мириться, а?

В щелочку просунулась детская рука с согнутым мизинчиком. Сигнал к миру, значит.

Даже не ожидал, что мне настолько полегчает от этого смешного жеста.

– Иди к Стеше. Говори, что полюблялся в нее. А мне не мешай!

– Не полюблялся, а влюбился. – Поправил, скорее, на автомате. В голове уже собирались слова и фразы для признания.

– Ну, влюбился. Какая разница? Я устал от вас уже! Только целувайтесь не здесь, смотреть противно!

– Мы не будем целуваться. Стефания тоже на меня обиделась, так что тебе ничего не грозит.

Она молчала. Вообще никак не реагировала на наш разговор с племянником. Наверное, пыталась переварить…

– Все так говорят. А потом любляются.

– Ладно, Кир. Спокойной ночи. Мы завтра с тобой поговорим еще, хорошо?

Стефа поднялась со своей постели, приоткрыла дверь, намекая, что пора уже валить из комнаты.

– Давай, мы вызовем тебе такси? Раз не спится здесь нормально?

– Нет уж. Дома я тоже не усну.

Странно. Я себя здесь ощущал гораздо лучше, чем в своем собственном доме. И даже чужие трусы меня нисколько не смущали. Как будто роднили с этой коммуналкой, что ли…

– И что ты мне предлагаешь сделать? Колыбельную спеть?

Стефания как-то совсем не оценила мой порыв. И нисколько ему не обрадовалась.

– Обнять меня, например.

Шагнул к ней. Она отшатнулась.

– Я не буду работать грелкой и плюшевой мишкой, Тихон! Прекращай этот балаган!

– Это не балаган. – Сделал еще один шаг, тесня ее в сторону кухни.

– А что?

– Предложение.

Стефа зависла, задумалась, при этом продолжила двигаться назад, пока не уперлась в дверь спиною.

– Какое предложение? – Что-то, кажется, начала улавливать. Потому что занервничала, вздохнула глубоко, облизала губы…

– Ну, как это правильно называется-то…

Черт. Никогда же не приходилось о таком с девчонками разговаривать. А с женщинами – и подавно. Это они мне, порой, предлагали всякое. А я только отбивался.

А тут – самому начинать надо. И губы эти еще, покусанные. Горячие, чуть пересохшие, в трещинках… Так и тянет облизать, чтобы не страдали от засухи.

Как тут можно думать головой и что-то сочинять?

– Давай, будем вместе?

Фууух! Смог! Получилось!

Стефания ответить не успела. Я бы тоже, кстати, не успел. Как можно что-то говорить, когда тебя жадно целуют?

Взахлеб. С утра же, вроде, не целовал. Соскучился.

Она не противилась, вроде. Не отталкивала. Сама подставляла губы, и руки мне на шею положила. Сладкая до безумия. Мягкая, горячая после сна…