Мы даже целоваться стали раньше в последние месяцы – Стефе было некогда, а я не хотел себя дразнить. Сейчас горячие губы нашлись на полпути друг к другу, столкнулись жадно, языки сплелись, дыхание смешалось…
Сухие жаркие ладошки метались по моей спине, очерчивая мышцы, ребра, сильно сдавливали поясницу, тут же взлетали к шее и затылку, вороша волосы… И без того мощное возбуждение грозило стать невыносимым.
– Прекрати. – Выдохнул ей прямо в губы, но не был услышан. Жена прикрыла глаза, дышала прерывисто, сухо, коротко… Уже начала терять связь с реальностью, куда-то понеслась…
Перехватил ей запястья, завел за спину, заставив упереться в крышку комода.
– Сиди так.
Сдернул с нее все сразу – и майку, и толстовку, и белье. Не было сил разбираться. Уткнулся лицом в белоснежное великолепие. Хотелось кусать, лизать, втягивать внутрь, оставляя засосы. Но что-то еще внутри останавливало: нельзя, тут нельзя так. Нужно быть очень аккуратным.
А Стефа считала иначе, и не слушалась нисколечко: руками обхватила мою голову, вжала в себя… Что-то простонала требовательное, жадное и гневное.
– Будешь вредничать – накажу. Свяжу и положу на лавку! – Снова заставил упереться ладошками в комод, выгнуться вперед, подставить под поцелуи упругий живот.
– Кхм… А мне нравится идея! Мы так еще не пробовали! Где будем лавку брать? – Черти снова из омута вылезли, шутить изволили.
– Не провоцируй. Допросишься.
– Все! Боюсь! Ах…
Захлебнулась воздухом, когда мой язык прошелся по краю грудной клетки, обвел по кругу пупок… Задрожала. Приподняла ягодицы, ерзая и крутясь на месте – всячески намекала, что ей очень мешают домашние штаны…
Содрал их вместе с трусиками, замер. Красивая. До одури желанная. Недоступная столько времени, потому что я сам так решил.
Пальцы тряслись, как у припадочного, как будто впервые касаясь розовой влажной плоти. Она тоже дрожала. Вся. Внутри и снаружи пульсировала, сжимая бедрами мою ладонь, нетерпеливо наглаживающую тонкие нежные складки…
Пришлось несколько раз проталкивать комок в горле – слюна собиралась, как у голодного перед самым любимым блюдом.
– Люблю тебя. – Шепнул ей на ухо, делая первый рывок. Провалился в знойный омут, наполненный отрывками слов, касаний, шумом в ушах и дикой дрожью.
Стеф совсем потерялась – откинула голову назад, выгнула тонкую шею дугой… Укусил прозрачную кожу. И еще. И еще раз… останутся следы и засосы – и ладно. Никто не увидит, кроме меня и Алиски, а та пока еще и не поймет…
Капельки пота – ее и моего, стекали вниз по телам, смешиваясь, убегая куда-то вниз, прохладные, щекотные. Слизывать их, оставляя дорожки между грудей, следить, как новые появляются – единственный способ остаться на поверхности сознания, не улететь раньше времени. Следить, чтобы Стефа успела…
Комод скрипнул в такт толчкам. И еще. И еще раз. Покачнулся…
Подхватил жену под ягодицы, поднял… Задурманенные, пьяные глаза распахнулись.
– Что такое?
– Ты же не хочешь куда-то улететь по-настоящему? На пол, например?
Таким голосом только пугать детей – засушенным, хриплым, жестким, как наждачка.
– Нет. Тебя хочу. – Она не поняла всю степень риска, только обхватила шею крепче, впилась губами в стык плеча и шеи…
– Ок.
Уронил ее на постель, вдавил в матрас, не жалея веса. Позвоночник прострелило наслаждением. Вот так – лучше всего. Когда клеточка к клеточке. Когда ни миллиметра между. Когда она вся помещается в мои руки – от копчика до самого темечка. Рвется, крутится, мечется, вся пылает… Но никуда не денется – плотно сжата и стиснута, и только губам дана свобода – дышать, стонать, всхлипывать, покрикивать на меня, ускоряя…
– Да, моя сладкая. Да, вот так! – Затих на секунду, любуясь: жена замерла, прикусила губы, вздрогнула мощно всем телом… И блаженно откинулась на подушки, растекаясь, как теплые сливки, по простыне…
Я, кажется, ей мешал уже. Или Тихоня про меня забыла – еще секунду, и начала бы посапывать в крепком сне. Пришлось догонять и ускоряться. Вернее – отпустить свое желание. Рвануть куда-то ввысь, вперед, впустить темноту в зажмуренные глаза… Впиться в кулак зубами, чтобы не заорать от счастья…
Последняя внятная мысль – как бы не раздавить ее, падая сверху. И как бы не умереть. Мне еще несколько таких раз не помешает.
Эпилог
– Стеф, иди уже, отдохни. Мы тут справимся и без тебя. Если что пойдет не по плану – разбудим.
Сестра заметила, как я уже в который раз давлю зевоту. Заботливо обняла за плечи, прижала к себе.
Мамы уже нет давно, но зато сестренка с лихвой ее заменяет. Особенно – сейчас, когда в ее жизни хоть немного все устаканилось.
– А если я Тихона заберу, сможете? – Муж подмигивал из другого угла комнаты. Намекал. Манил. Всячески притягивал.
– Да ради Бога. Идите уже. Сейчас вокруг столько людей, что Алиска и не заметит вашего ухода.
– Твои слова да Богу в уши бы…
Виновница торжества забыла, что уже умеет перемещаться самостоятельно: вообще отказалась ползать, а с удовольствием прыгала с одних рук на другие.