Тихоня (СИ)

Ещё через энное количество дней и возвращалась с дачи. Волокла авоську с помидорами и огурцами, которыми меня нагрузила мама. И вдруг возле нашего супермаркета увидела… не мутанта, нет. Цыганку, ту самую, грузную, без одного переднего зуба, и с седой прядью из под цветастого платка. Я выполнила пакет, помидоры рассыпались по асфальту, жёлтые, розовые, коричневые… Моя мама была томатным гурманом, и на наших грядках царило разнообразие.

- Постойте, - крикнула я уходящей женщине. Вытряхнула ей в ладони все, что в кошельке было, но вряд-ли много. – Вы мне гадали… пару месяцев назад. Сказали, судьба…

- Помню, - ответила она. – Тебя помню, и руку твою тоже… И судьбу…

- Скажите, - взмолилась я. – Где мою судьбу верти носят?

Она взяла мою ладонь. Я не боялась, я уже научилась не бояться всего подряд. Цыганка ладонь рассмотрела придирчиво, даже в руках повертела. Вздохнула.

- Тогда судьба кричала… сейчас молчит. А я же говорила, что херовая из меня гадалка…

И жалость в глазах. Я понуро побрела домой, а помидоры так и остались живописный и ярким натюрмортом на сером асфальте. 

 Глава 22. Елисей

Жарко. Так жарко, что мозги плавит. Все же, в России не так. Тем более, у меня в горах. Вот вернусь, сразу в горы… решено, давно уже решено.

- Кончилось великодушие? – усмехнулся Влад. – Жалко, здесь ни одной симпатичной мордахи рядом… кроме моей, разумеется. Но за ради моей ты ж на подвиги не согласен?

- Не-а, - подтвердил я.

Я сидел на нем, жёстко спеленав, как крикливого младенца. Влад даже дёргаться перестал, да и тяжеловато подо мной это делать. Лежит, глазищами своими распрекрасными хлопает. Принц, мать вашу.

- Что ты от меня хочешь услышать?

- Правду.

Влад вздохнул, видимо, примиряясь с судьбой. К слову, в этот раз он совсем не долго от меня бегал, надоело, наверное.

- Хорошо, признаю. Денег хотел и самостоятельности. И того и другого хоть жопой жуй, особенно после того, как флешку сжёг… Жалел ли, что тогда тебя оставил? Сначала нет, врать не буду. Потом… да. Вот сейчас жалею, жить-то хочется.

- Гад ты, - почти беззлобно сказал я.

Вот как его убить? Можно просто придушить… приятного мало, с обеих сторон, зато действенно и без крови. Душить людей я умею, практика… Можно пристрелить. Слишком быстро. Сколько я тогда полз? Целую ночь. А если я его пристрелю, то он своих поступков не окупит. А в голове, блядь, Васька. Конечно, самый же подходящий момент, чтобы о бабах печалиться. А может, права она? Смотрю на Влада. Думаю. Злюсь на него? Странно, но нет. Убить хочется, скорее, из привычного уже чувства мести. А вот станет ли мне легче, если Владьки не будет? Нет…

И неожиданно для себя я встаю. Влад завернут в кусок брезента, лишь голова наружу торчит, только так я смог заставить его угомониться. Дёргаю за край, кокон разматывается. Владька садится, головой трясёт, я его знатно приложил, чтобы пеленать не мешал.

- Живи, - подарил я ему жизнь. – У меня внезапный приступ великодушия.

- Спасибо, - Влад покачиваясь встал. – И это, женись ты, у тебя детки будут… большие.

И пошёл прочь. В дверях уже остановился, повернулся.

-

Я скучал по тебе, Еська.

Самое странное, что я скучал тоже… Но самому себе признаваться не хотел. А сейчас скучал просто по всем фронтам. По Ваське. По Коржику. Его я забрал первым делом, сразу вернувшись в Россию. За псом смотрела пожилая любительница собак и теперь Коржик был гораздо круглее, чем был.

- Скучал? – спросил я, присаживаясь на корточки.

Пёс отвернулся. Он у меня гордый и обидчивый, а я его оставил так надолго. Я потрепал его по гладкому боку, он отодвинулся.

- Надо было тебя принцесской назвать, ты же как девочка, пёс.

Коржик глянул на меня укоризненным взглядом бархатных карих глаз. Теперь мне кажется, что цвет у них, почти, как у Васьки глаз. Точно я старею, хотя казалось бы – рано. А пёс сдернул с вешалки свой поводок и потрусил к двери на коротких ножках. И обернулся, дескать, хорош сантиментов, пошли уже…

В горах мы заскучали оба на второй же день. Нет, рассветы красивые. Трава утром мокрая от росы – насквозь городской Коржик не лезет в неё, пока не высохнет. Вода в колодце такая холодная, что зубы ломит, вкусная. Лежишь ночью, ветер шумит только, тишина. Нет бы кто-нибудь трещал над ухом, говоря всякие глупости, которые если вдуматься не глупости даже, а самые настоящие мудрости.

В поезде Коржику понравилось. Он залазил на стол, благо купе я выкупил целиком, вглядывался в пейзажи. С азартом облаивал пасущиеся на полях стада. На стоянке убежал за козой, ладно хоть ума хватило – вернулся за две минуты до отправки. Хотя кому я вру? Без этого вредного создания я бы не уехал. Поездов много, а пёс у меня один.

- Будь милым, - инструктировал я. – Ты должен ей понравиться.

Пёс снова обижался – он был уверен, что нравится всем.

- И ещё не ревнуй, пожалуйста.