Тихушник (СИ)

— Да нет, просто мой дед, ветеран войны, этим вопросом интересуется. Ему делать-то нечего, так он целыми днями телевизор смотрит. А в нём чуть не через день с экрана показывают, как сотрудники правоохранительных органов взяли очередного губернатора за одно мягкое место — по поводу получения им взяток. Особенно ему нравится смотреть, когда у такого проводят обыск по всем его десяти квартирам, в которых он проживает с семьёй в составе трёх человек. Он мне рассказал, что у одного губернатора изъяли аж миллиард наличными в мешках, а впридачу — триста наручных швейцарских часов. Губернатор по двадцать часов носил на руках, по сто на ногах, шесть — на ушах, а остальные — в карманах. Вот дед интересуется — а не дурачок ли он на пару с правоохранительными органами, — включая сотрудников ФСБ и прокурора в этом регионе, которые должны за порядком следить, в том числе за использованием бюджетных денег? Или они все — одна банда? Ветеран войны имеет право знать, — он ведь не зря кровь проливал, трижды раненый. Тут, как говорится, мы обязаны ему ответить, — Родину от фашистов защищал. Имеют право знать и его фронтовые друзья, сидящие с ним на лавочке, мечтавшие, что после окончания войны у нас в стране их дети и внуки будут жить счастливо…

— И что ты ему ответил?

— Да он сам всё понимает. Дед у меня ещё тот, — специально мне капает на мозг: якобы, смотри, до какого состояния вы страну довели, а ведь вам в ней жить дальше! Он у меня верующий человек — ещё при церкви учился, — так его вообще смутил один сюжет в праздник Святой Пасхи. Один высокий чиновник — рангом не ниже министра — на этот праздник каждый год ездит в Иерусалим и привозит святой огонь. А сам имеет дом чуть не с Зимний дворец, да с личной территорией в сорок гектаров и с охранниками по периметру. Этот дом ему напомнил концлагерь Освенцим, когда наши войска его освобождали от фашистов. Так вот, — дед не понимает, как можно быть верующим человеком, не видя, что вокруг люди с хлеба на соль перебиваются. Совесть его не грызёт? Куда ему все эти богатства, — на тот свет с собой не возьмёт, лучше бы часть ребятишкам в детдомы отдал. Дед учился ещё при царе Горохе, когда преподавали, прививали ученикам человеческие ценности, — а не как сейчас натаскивают на сдачу ЕГЭ.

— Саня, у тебя клюёт!.. Тяни!..

— Олег, у меня всегда клюёт, — ведь насадка на крючке отечественная — русский дачный червяк, а не как у тебя — импортный. Смотрю, он у тебя какой-то большой, и цвет у него банановый.

— Точно, банановый! Заехал в магазин, купил импортного червяка — подумал, на него лучше будет клёв.

— Вот, Олег, — даже при покупке червяка людей приучили к импорту. Поверь — наш российский червяк лучше, чем иностранный, как и продукты. Мне вот по душе не пармезан итальянского производства, а колбасный сыр местного производителя. Никак не могу свой организм приучить есть химические элементы — боюсь, не смогу после его употребления писать песни, — я же ещё и для детей пишу. Может, мои песни послужат толчком в их детском сознании, и они будут мыслить позитивно — станут нормальными людьми. А не как сейчас большинство «особей», выросших в девяностые годы, в глазах у которых лишь доллары. Вот и побаиваюсь, есть импортные продукты. Однажды попробовал турецкие помидоры, так сейчас жалею. Чувствую — с моими ушами стало что-то непонятное происходить: они не стали верить обещаниям нашего правительства. Оно всё обещаниями нас кормит — потерпите ещё чуть-чуть, будете жить лучше. Думаю, придётся пойти к врачу, — пусть уши полечит…

— Саня, у тебя нет мысли написать книгу? Я бы её почитал. Ты вот говоришь, а у меня из головы не выходит твой рассказ о голодных ребятишках… Я бы мог им помочь, это в моих силах.

— Олег, не расстраивайся, — я им помог, в детский приёмник определил. Не знаю, как у них сложилась дальнейшая судьба, но я тебе её вкратце описал. Да таких несчастных ребятишек, как они, в нашей стране сейчас миллионы. В послевоенные годы и то было меньше, только государству сейчас не до них — не при КПСС живём, демократия. А книга у меня написана. Не знаю, будут её читать или нет, — это неважно. Главное — она важна мне, я высказал в ней свою жизненную позицию. Если мы, граждане страны, будем молчать, то ни нам, ни нашим детям не жить в цивилизованной стране. Всё-таки охота пожить по-человечески.

— Напечатаешь — подаришь одну? — сказал Олег, сматывая леску на своей удочке, — видимо, решил рыбалку прекратить.

— Подарю. Что так мало порыбачил, — посиди ещё?

— Нет времени — ждут государственные дела.

Он сел в свою машину и уехал. Я сидел и анализировал разговор с Олегом. Не знаю, затронула его беседа со мной или нет, — но высказанные им слова о государственных делах дают надежду, что в них будут учтены и мои пожелания, — а они совпадают с мнением большинства людей нашей страны. Без надежды жить неинтересно — всегда должна быть цель. У каждого человека она своя, но есть общая — быть счастливыми людьми, живя в нашей стране. И мы, россияне, этой жизни достойны.