Тимур. Тамерлан

Тут на мужественном лице багатура выразилось недоумение, красноречиво свидетельствующее о том, что никто его не подговаривал, просто он сам оплошал, раньше времени осушив пару бокалов вина. Его молчание несколько затянулось, и Тамерлан заговорил снова:

— Ты молчишь, поскольку не в твоих правилах быть доносчиком. Так я подскажу тебе, кто подговорил тебя, и клянусь Аллахом, этому человеку уже недолго осталось тосковать по верёвке.

Суровые глаза Тамерлана побежали по лицам присутствующих, и всякий, на ком хоть на миг задерживался страшный взгляд кровавого царя, испытывал невольное содрогание. И каждый на этот краткий миг чувствовал себя с головой виноватым, хотя прекрасно знал, что не он подговорил Яз-Даулата не поймать кольцо.

Заглянув через плечо, Тамерлан покосился на мирзу Искендера, тот моментально побледнел от ужаса и, чтобы не затрястись всем телом, принялся старательно обмакивать калям в чернила.

— Визирь Хуссейн Абу Ахмад! — громко вымолвил наконец Тамерлан, и все в один голос ахнули, настолько это было чудовищно. Хуссейн Абу Ахмад, человек преклонного возраста, происходивший из знатной самаркандской фамилии, занимал один из самых высоких постов в государстве. Он был визирем провинций и народа, а следовательно, в согласии с соответствующим параграфом «Тюзык-и Тимур»[150], считался главным из семи визирей, отвечающим за все административные и юридические дела в стране. Невозможно было поверить в то, что он способен подговаривать кого-то ошибиться при ловле кольца на свадьбе Тамерланова внука.

И прежде всего не мог поверить своим ушам сам визирь. От внезапно охватившего его ужаса он улыбнулся глупой улыбкой, затем обмяк и, будто мышь, загипнотизированная коброй, встал перед государем.

— Ну что, не ожидал, что твой заговор откроется так быстро? — спросил Тамерлан в зловещей тишине.

— Я ничего не понимаю, хазрет, — пролепетал визирь. — Пусть багатур Яз-Даулат подтвердит или опровергнет ваше обвинение.

— Что?!! — взревел гневный вершитель судеб. — Никто не смеет ни подтверждать, ни опровергать сказанное мною. Я знаю имена всех заговорщиков, связанных с тобою. Мне известно, сколько именно денег ты украл из казны, особенно во время моего похода на Рум, когда ты остался в Самарканде сразу на двух должностях — и визиря провинций и народа, и начальника всего дивана. Ты сам назовёшь мне сумму или хочешь, чтобы я назвал её?

— Но я не помню точную сумму… — пробормотал Хуссейн Абу Ахмад, понял, что погиб окончательно, и рухнул как подкошенный, распластавшись перед грозным Тамерланом. А Тамерлан, презрительно усмехнувшись, велел позвать Мухаммеда Аль-Кааги. Того довольно быстро нашли и привели. Вид у Мухаммеда был если и не сказать, что испуганный, то весьма взволнованный.

— Дорогой Мухаммед, — обратился к нему Тамерлан. — Я тут намереваюсь повесить троих негодяев, оказавшихся неверными по отношению ко мне. Одного я уже нашёл, мне нужно только, чтобы ты свидетельствовал против него. Итак, мне стало известно, что визирь Хуссейн Абу Ахмад подговаривал тебя соблазнить одну из юных жён моего гарема и за это предлагал много денег. Скажи, это так?

Буря мыслей отразилась на напряжённом лице Аль-Кааги.

— Так что же ты молчишь? Не хочешь подставлять визиря?

— Да, — выдохнул Мухаммед.

— Что именно?

— Он действительно подговаривал меня. И предлагал деньги.

— Ты врёшь, собака! — закричал несчастный визирь. — Да, хазрет, да! Я воровал из казны. Я знал, что ты знаешь об этом, но ты ни разу не заводил со мной разговоров о моём воровстве, и я полагал, что ты смотришь на моё воровство сквозь пальцы только потому, что ценишь меня за мои заслуги и видишь, что я незаменим. Но я никого не подговаривал. Ни багатура, чтобы он не поймал кольцо, ни этого негодяя, чтобы он соблазнил одну из твоих жён. Клянусь Аллахом!

— Бессовестный! — фыркнул Тамерлан. — Как ты смеешь произносить такие кощунственные клятвы! Неужто ты надеешься скрыть свои подлости? Всё тайное становится явным. Говорят, что есть такие волшебные чернила, которые исчезают, если что-то написать ими. Но стоит руке праведника прикоснуться к бумаге, как эти чернила вновь проступают, и можно прочесть написанное втайне. Мирза Искендер, — повернулся властелин к своему писарю.

— Что, хазрет? — жалобно спросил урус.

— Ты принёс?

— Волшебные чернила?

— Да нет же! Не чернила. Язык. Я просил, чтобы ты прихватил с собой язык Сулейманбека. Принёс?

— Так язык?.. Язык я принёс!.. Вот он!..