— Да, сегодня очень важный день, — кивнул Аль-Кааги. — Все, кого сеньор ждал, прибыли в орду. Вчера приехал наместник Индии Пир-Мухаммед, сын Джехангира, самый старший из внуков государя. Больше ждать некого. Обоим сыновьям, Мираншаху и Шахруку, сеньор отказал в праве участвовать в походе. И сегодня — вторник, день планеты Меррих. Все свои походы Тамерлан объявлял именно в этот день, поскольку планета Меррих покровительствует войнам.
— Так же, как у нас Марс, — сказал магистр богословия.
— Жертвоприношения войне уже начались, — продолжал Мухаммед. — Три дня назад вы были свидетелями первых казней. Очистительный огонь великого гнева должен освободить племя чагатаев от мусора. Для воров и мошенников знатного происхождения — виселица, для прочего сброда — обезглавливание. Но… — Мухаммед слегка усмехнулся, — в Самарканде сеньор башен из отрубленных голов не строит. Это вы увидите в Китае, если только Тамерлан возьмёт вас с собой туда.
— Я бы ужасно хотел! — воскликнул дон Гомес.
— А я бы ужасно не хотел, — вздохнул дон Альфонсо.
— А вы? — обратился Мухаммед к дону Гонсалесу.
— Я? — Дон Гонсалес несколько озадачился. — Как вам сказать? В качестве писателя и историка — да, хотел бы. А вот в качестве просто Гонсалеса де Клавихо — нет. По-человечески мне отвратительно зрелище башни из отрубленных голов, даже если такая башня с архитектурной точки зрения построена безукоризненно. И я не хотел бы их видеть. Но Господь Бог наделил меня талантом бытописателя и историографа, так что…
— Ясно, — понимающе усмехнулся Аль-Кааги.
— И всё же сеньор обещал отпустить нас, как только у наших подопытных наложниц появятся признаки беременности, — сказал дон Альфонсо.
— Подопытные наложницы? Неплохо сказано! — засмеялся дон Гонсалес. — Что же ваша Афсанэ? Ещё не понесла, как вы думаете?
— А вы зря смеётесь, — на полном серьёзе вскинул брови дон Альфонсо, — по моим наблюдениям…
— Уже?
— Уже, судари мои, уже! Уверяю вас. Вы скоро сами убедитесь. И советую вам, дон Гонсалес, тоже приложить побольше усилий к достижению этой хоть и не вполне благородной, но достаточно полезной для нас цели.
— А почему, позвольте спросить, уважаемый дон Альфонсо, вы не советуете того же самого дону Гомесу? — со смехом поинтересовался Мухаммед.
— Очень просто, — ответил вместо магистра богословия личный гвардеец короля Энрике, — мы с Гириджой нашли общий язык, можно даже сказать, сильно полюбили друг друга. Она не хочет пока расставаться со мной, а я мечтаю пойти с сеньором Тамерланом в поход. Вот почему мы и не спешим. Моя любезная хиндустаночка знает кое-какие секреты в этой области.
— Да это же неисполнение воли сеньора! Я имею полное право донести на вас, дон Гомес, — пуще прежнего рассмеялся Мухаммед.
— Но ведь вы же не сделаете этого, наш добрый друг? — спросил дон Альфонсо.
— Ну за кого вы меня принимаете! — развёл руками Мухаммед. — Разумеется, не сделаю.
Глава 33
Великий курултай
— Ну, теперь-то ты начал наконец меня бояться?
— Но кто ты? Ведь ты лишь по обличью моя бабушка Фатуяа?
— Нет, я и есть твоя бабушка. Но не Фатуяа. Меня зовут — бабушка Смерть.
— Но разве у Смерти есть внуки?
— А как же! Ведь ты — Тамерлан, внук Смерти.
Он и этот страшный демон в обличии его бабушки Фатуяа стояли на высокой-превысокой башне из отрубленных человеческих голов, и когда демон засмеялся, назвав его внуком Смерти, Тамерлан вздрогнул, отшатнулся и, упав навзничь, покатился по сочащимся гноем черепам…
Проснувшись от собственного нечеловеческого воя, он тотчас сел на своём ложе и обхватил голову левой рукой. Голова была мокрой и липкой, как один из тех черепов, по которым он только что катился в своём сне.
Глубоко-глубоко вздохнув, он разлепил глаза и увидел перед собой чашку из розового китайского фарфора с кобальтовыми изображениями драконов, наполненную пенистой бузой. Верный писарь Искендер протягивал её своему царю с выражением заботы и покорности.
— Не помнишь, сколько раз я уже просыпался от этого поганого сна? — спросил Тамерлан. — Пять или шесть?
— Это — пятый, — сказал Искендер. — Правда, я не всегда присутствовал при вашем пробуждении в течение этих полутора месяцев, прошедших с тех пор, как сон приснился вам впервые.
— А кстати, это любопытно, — промолвил Тамерлан, постепенно отходя от страшного ощущения и прихлёбывая вкусную холодную бузу. — Почему-то когда ты не сторожишь мой сон, мне эти ужасы не снятся. Может быть, это ты навеваешь на меня?
— Клянусь Аллахом, не я, — отвечал Искендер, прижав к груди ладонь.
— Который час?
— Ровно между субхом и зухром.
— Это я столько проспал?
— Но вы же и просили не будить вас как можно дольше в это утро.
— Ах, ну да… Подожди-ка, напомни мне — почему?
— Вы сказали, что время от начала утра до начала великого курултая покажется вам бесконечностью и лучше провести большую его часть во сне.
— А всё ли готово к великому курултаю?
— Всё, хазрет. И навесы, и устланные коврами помосты, составленные в виде румских амфитеатров, и дастарханы, а повара уже начали свою стряпню.
— Ну что ж, хорошо. Пусть несут мне умыванье и свежую одежду.