Тимур. Тамерлан

— Она ещё вчера исчезла, — вновь начиная реветь, заговорила раиса. — Я не придала этому значения. Но сегодня дошли слухи, что её видели выезжающей из Бухарских ворот. Она была наряжена в мужские одежды, и её сопровождал один из приближённых двора…

— Мухаммед Аль-Кааги? — воскликнул минбаши Джильберге.

— Да, Мухаммед Аль-Кааги, — кивнула раиса Султонгул.

— Ах, прохвост! Ach, verflticht Schurzenjager![176] — заревел немецкий рыцарь. — Кайзрет! Позвольте мне броситься за ними вдогонку! Я догоню и схвачу их. Я доставлю их вам, weil[177] я давно презираю этого красавчика Мухаммеда Аль-Кааги. Дайте знак, и я устремлюсь быстрее ветра. Ihr Majestat[178], дайте знак!

Тамерлан чуть-чуть приподнялся, затряс рукой, закивал и с огромным трудом промычал:

— Ы-ы-ни их! Ы-ы-ймай их!

— Он сказал: «Догони их! Поймай их!» — радостно прорычал Джильберге. — Я немедленно отправляюсь из Самарканда. Я даже знаю, куда Мухаммед везёт её! Ха-ха! Я знаю, знаю, ха-ха-ха!!!

С безумным блеском в глазах он выскочил из покоев Тамерлана и торопился покинуть Синий дворец, но на одной из лестниц нос к носу столкнулся с кичик-ханым Тукель.

— Постой, постой! Куда ты? — окликнула она его.

— О, я знаю, как вы сожалеете о случившемся! — загоготал злорадно Шильтбергер. — Он всё же предпочёл не вас, а совсем юную из жён Тамерлана. Но утешьтесь, только что я получил приказ государя изловить их и доставить в Самарканд, и будьте покойны, я выполню его приказ. На ваших глазах с Мухаммеда сдерут кожу, а его избранницу сварят кипятке.

— Нет!

— О-о-о?

— Прошу тебя, милый Джильберге. Я… я… либидихь! Только тебя! Но не лови беглецов. Пусть они обретут своё счастье.

— О-о-о! Понимаю! Вам жаль его. Ну, так тем более я привезу его государю Тамерлану. Слово рыцаря! — И минбаши Джильберге продолжил свой путь.

Глава 42

Чинара и тополь

Его позорно избили палками, будто какого-нибудь вора или мошенника. Его, царского дипломата, носителя пайцзы! Полсотни палок — это много или мало? Смотря, конечно, как бить. Можно и до смерти, если со всей силы, остервенело. Мухаммеда пожалели. Двое палачей, проводивших экзекуцию, явно не симпатизировали детям Мираншаха и тому, что они затеяли в Синем дворце. Но и работу свою они не могли не исполнить. Поэтому как ни щадили они красавца Мухаммеда, а полежать ему после палок пришлось. Несколько дней он провёл в постели, с трудом ворочаясь с бока на бок, стеная при каждом движении. Но вот однажды утром, открыв глаза, он увидел сидящую на краю его постели Зумрад, и душа его озарилась радостными лучами.

— Что вы тут делаете, царица Яугуя-ага? — спросил он.

— Нас никто не слышит, тополь мой стройный! Называй меня, как прежде, Зумрад, — отвечала ему его прекрасная пери. — Зови меня своей чинарой, в ветвях которой заблудилась луна.

— Но сейчас в этих ветвях не луна, а ясное солнышко, — улыбнулся он, чувствуя, как из уголка глаза его вытекает слезинка.

— Я чуть не выбросилась из окна, когда узнала, что тебя подвергли избиению палками. О Всевышний! Как Ты мог видеть это и не остановить палачей!

— Не гневи Бога, Зумрад. Палачи отнеслись ко мне с сочувствием. Ведь при желании они могли бы и до смерти забить меня. А я, как видишь, жив. А теперь, после того как ты навестила меня, я в два часа встану на ноги и сделаюсь крепче прежнего.

— Счастье моё, Мухаммед, как я тоскую по тебе! Ведь мы не виделись с самого курултая!

Внезапно после этих слов тень легла на лицо Аль-Кааги. Он вспомнил силуэт журавлиного чучела на фоне лунного сияния; затем луну, заблудившуюся в ветвях чинары, — белое лицо Зумрад, откровенно признающейся в том, что она влюбилась в голос Тамерлана.

— Что с тобой, Мухаммед? Почему ты вдруг так побледнел, тополь мой могучий? — встревожилась Зумрад, кладя свою тонкую руку ему на грудь.

— Ответь мне, царица…

— Не царица! Зумрад! Чинара!

— Скажи мне, ты не любишь больше своего мужа, Тамерлана?

— Я? Своего мужа? Аллах с тобой! Разве я любила его когда-нибудь? Опомнись! Что ты такое говоришь!

— Да, тогда, на курултае. Я был пьян, но всё помню. Тогда ты призналась мне со всей присущей тебе откровенностью, что влюбилась в своего мужа, когда услышала его речь. Вспомни!

— Прости меня, мой луч светлый, прости! Я глупая девчонка! Ведь известно же, какой силой обладает голос Тамерлана. Все говорят, что, если бы не эта особенность, Тамерлан никогда бы не завоевал столько стран. Я и раньше слышала о завораживающей способности Тамерлана говорить с народом так, чтобы народ готов был выполнять любые его приказания, даже самые чудовищные. И когда я услышала ту речь на курултае, я и впрямь влюбилась… Но не в своего мужа, не в Тамерлана, не в человека, а всего лишь в голос.

— Многие женщины, влюбившись в голос, потом влюбляются и в его обладателя, — с тягостным вздохом промолвил Мухаммед.

— Но не я, не я! — отчаянно воскликнула Зумрад. — Наваждение спало с моей души. Я только твоя. Приласкай же меня!

Он посмотрел в лицо своей возлюбленной. Оно светилось неподдельной любовью, и Мухаммед с жаром схватил руку Зумрад, прижимая её ладонь к своим губам.