Тимур. Тамерлан

На следующий день Шильтбергер решил вспрыснуть свой успех, нашёл ашхану[185], в которой хорошо кормили и подавали вино, и до самой ночи пьянствовал, покуда пленники лежали связанными на полу своей комнаты в караван-сарае. Утром другого дня он долго похмелялся и лишь в полдень решил наконец отправиться из Термеза назад в Самарканд. Пленников он усадил на одну лошадь, привязав их друг к другу и к седлу, чтоб не свалились и живыми доехали до места своей лютой казни. В дороге его больше всего раздражала их воркотня и бесконечные объяснения в любви, клятвы, что и на том свете они постараются остаться неразлучными. «Это в аду-то?» — думалось немецкому рыцарю, но заткнуть кляпами рты влюблённых он считал излишней жестокостью. Когда приехали в Кеш, немец и вовсе уже не испытывал никаких злобных чувств по отношению к своим пленникам и даже простил Мухаммеду ночь с Тукель. У него возникло желание взять да и отпустить их. На Зеравшанском перевале повстречалась огромная кавалькада, впереди которой ехали испанские послы, эти надутые франки, которых Шильтбергер не переваривал. Но когда они вознамерились было вступиться за своего бывшего спутника и друга, Мухаммед повёл себя благоразумно и предотвратил стычку. После этого у минбаши ещё больше разожглось желание как-нибудь выпустить глупых птичек. И если бы дорога до Самарканда продолжалась ещё несколько дней, тем бы и кончилось, но вскоре вдалеке показались пригородные сады, и Шильтбергер вновь превратился в Джильберге — преданного слугу его величества Тамерлана.

По иронии судьбы, в день возвращения беглецов в Самарканд привратную службу у южных ворот нёс тот же самый юзбаши, который две недели тому назад опрометчиво выпустил влюблённую парочку из Тамерлановой столицы. При виде связанных Мухаммеда и Зумрад он посмеялся и погрозил им пальцем:

— Ах вы плуты! Из-за вас я чуть было не потерял своё звание. Ну и достанется же вам теперь на орехи! Эх вы, бедолаги!

— Что слышно в городе? — поинтересовался Джильберге. — Как там хазрет?

— В городе-то? Да вроде бы всё спокойно. Слышьте-ка. — Он подманил немца поближе и тихонько прошептал ему в ухо: — Ходят слухи, и уж беспременно точнешенькие, что хазрет-то наш отправился в самый лучший из садов.

— В какой же именно? — не понял немец. — Их много вокруг Самарканда, и один другого краше.

— Два нет же! Я имею в виду тот сад, который не имеет названия и так и называется — Сад.

— Не может быть! — изумился минбаши, но тотчас вспомнил, что бесконечными слухами о смерти Тамерлана никого уж давно не удивишь в стране чагатаев.

— Не сойти мне с этого места! — поклялся юзбаши.

— А тебе и так не сойти с этого места, — похлопал его по плечу Джильберге, — потому что ты должен нести здесь свою службу.

— И то верно! — рассмеялся привратник и, пропуская приезжих, ещё раз вслух пожалел пленников: — Эх, горемычные!

Но всё же мысль о том, что вдруг да и впрямь помер султан всех султанов, насторожила немца. «Вот тебе раз! — думал он. — Я их ловил-ловил, поймал, отпустить хотел, не отпустил, привёз, а к кому привёз, того, может, и в живых нету. Вот будет досада!»

Суета вокруг Кок-Сарая ничем не отличалась от обыденной суеты, но это могло ещё ничего не означать. Мухаммеда и Зумрад сняли с седла, отвязали друг от друга и порознь повели со связанными руками вслед за минбаши. Наконец, достигнув прихожей покоев Тамерлана, Джильберге и следующие за ним были встречены царевичем Халиль-Султаном.

— Ваше высочество, — объявил немец, раскланявшись, — прошу вас доложить «мечу справедливости» и «колчану добродетели», что беглые Мухаммед Аль-Кааги и Яугуя-ага схвачены мною в Термезе и привезены к ногам его величества.

— Ждите, — ответил Халиль-Султан и отправился в покои своего деда. Отсутствовал он недолго, вскоре появился и сказал: — Величайший из великих ждёт вас вместе с вашими пленниками.

Глава 49

Искендер о Тамерлане

(Продолжение. Баязет)