Тимур. Тамерлан

А гроза старалась вовсю. В считанные мгновения глинистый такыр превратился в месиво. Липкое, как смола. Оно было не слишком глубоким, едва покрывало лошадиные копыта, но и этого было вполне достаточно, чтобы буквально обездвижить всю конницу. И вслед за водяными стрелами посыпались стрелы оперённые и смертельные.

Чагатаи, как уже говорилось выше, располагались на всхолмии, поросшем степной колючкой, то есть имели под ногами более-менее устойчивую опору.

Визг, вой, проклятия и всё, что только можно вообразить себе, разносилось над гибнущей в объятиях предательской глины ратью. Лошади падали, бились и ржали, пытаясь встать на ноги, ломая в то же время ноги своим всадникам, ярость плёток их не вразумляла, а приводила в ещё большее бешенство. Хуссейн пытался командовать, он не терял присутствия духа, так же как командующий унгкул-бронгаром (правым крылом) Келиб, равно как и славный и отчаянный Курбан Дарваза, возглавлявший левое крыло — сунгкул-джувонгар. Есть ситуации, когда мужество и стойкость воинов бессильны, не многим полезнее при этом решительность и упорство полководцев.

Непонятно, кто отдал приказ отходить. Впрочем, что тут гадать. Но что надо спасать свою шкуру, было ясно абсолютно всем. Раскачиваясь, как пьяная, волоча облепленные подлой грязью копыта, получая в спину отравленные стрелы и ядовитые насмешки, потащилась победоносная армия Хуссейна к своему боргаку — становищу.

Дождь продолжал лить, в нем было столько мощи, что он мог бы погубить ещё десяток армий на этом куске жидкой земли.

Но нет худа без добра. Насмотревшиеся, что случилось с нападавшими, чагатаи не решились их преследовать, справедливо рассудив, что с ними липкая глина может сыграть ту же кровавую шутку. Как бы не превратилась ослепительная победа в грязное поражение. Таким образом у Хуссейна появилось время на то, чтобы спасти тех, кто не был погребён под телами собственных коней и не погиб от вражеских стрел.

Глубокой ночью, не дожидаясь, когда земля подсохнет, армия эмиров отправилась на юг.

Братья ехали в одной кибитке и молчали. Даже выпитый бурдюк вина нисколько не смягчил горе испытываемых переживаний. Чтобы не наносить брату дополнительных душевных ран, Тимур не стал ему рассказывать про историю с кокандским посланцем. Поражение было неизбежно, что можно сделать, если их перехитрили люди и возненавидела природа!

Расстались братья так же молча. Конечно, они понимали, что это не ссора, но вместе с тем догадывались, что вчерашняя гроза проложила между ними ещё одну преграду, и кажется, немалую.

Об обороне Самарканда теперь не могло быть и речи, следовало сначала зализать раны.

Глава 3

СТЕНЫ САМАРКАНДА

О Боже, да не будет того, чтобы

нищий стал почтенным человеком!

Шараф ад-Дин Али Язди

Весть о разгроме армии эмиров достигла города через несколько дней после сражения. Она многих повергла в уныние и панику. Многих, но не всех. Те, кто мог видеть в это время Маулана Задэ, с удивлением обнаруживали, что он сделался бодр, деятелен, разве только не весел. Примерно так же держали себя Хурдек и-Бухари, Абу Бекр, их друзья и приближённые. Они словно почувствовали, что пробил их час. Повсюду сновали какие-то непонятные люди, вооружённые кинжалами, сосредоточенные и неразговорчивые. Выяснилось, что в городе полным-полно шиитских дервишей, они покинули места своего обычного обитания среди окраинных развалин, ими кишели рынки и улицы. Лавочники, и состоятельные, и небогатые, собирались в чайханах и обменивались бесконечными слухами. Главные касались того, что будет дальше.

Что будет делать Ильяс-Ходжа?

Что будут делать эмиры?

Кого будут убивать?

Кого просто ограбят?

Городские стражники как-то в одночасье утратили свою представительность и предпочитали не показываться в людных местах.

На базарах было много народу, как в обычные дни, но торговля практически замерла. Райаты из окрестных селений не появились утром со свежими фруктами и овощами. Все восприняли это как очень дурной сигнал.

Сказать, что неопределённость изводит и утомляет, значит, сказать малую часть правды. Город стал напоминать котёл с закипающей похлёбкой, да простится нам это избитое сравнение. По большей части «люди базара» были готовы и согласны на любой из двух мыслившихся реальными путей развития. Если эмиры решатся защищать город, обладатели домов, караван-сараев и лавок готовы были им за это платить. Если Ильяс-Ходжа одержит полную и решительную победу, они в принципе были готовы платить и ему. Разница между первым и вторым была для «людей базара» только в том, что чагатаю платить нужно было намного больше. В той или иной форме посетители почти всех чайхан и харчевен сходились на том, что платить придётся. Желательно, конечно, поменьше.