Тимур. Тамерлан

   — И больше ничего? — саркастически ухмыльнулся эмир.

   — О, любимец Аллаха и неодолимый властитель Кеша не может не знать, что есть две дружбы. Одна истинная, другая лживая. Первая подобна золотому сосуду, куда можно собрать все блага жизни, вторая — всего лишь худой глиняный горшок, из которого утекает в песок всё, что бы ты туда ни собрал.

   — Ты ещё захотел плетей?

   — О нет, лучший из справедливых, но то, что я сказал, по-другому сказать было нельзя.

Тимур сменил позу, давая большую свободу затёкшей ноге.

   — Кого сидящий в Хуталляне считает золотым сосудом, а кого худым горшком?

Мгновенная и неприятная улыбка пробежала по лицу Арифа, и без того не награждённому приятностью.

   — Мой господин знает, как золото и глина распределены в твоём сердце...

Тимур перебил:

   — И хочет меня уверить, что распределены неправильно, ты это пришёл сказать?

Одноглазый потупился, поражённый притворной скорбью.

   — Тогда говори.

   — Пославший меня знает о давности и об истоках твоей дружбы с одним достославным воителем. Воитель этот кровью грешен перед владетелем Хуталляна, сверкающим Кейхосроу. Но блеском своей добродетели затмевающий солнце господин мой...

   — Плеть! — крикнул Тимур, и глаз говоруна испуганно забегал меж воспалённых век.

   — Не винит, совсем не винит мой господин тебя за дружбу с согрешившим против него!

   — Вот оно что?

   — И даже если волей ваших дружеских связей ты выступишь на стороне кровавого грешника против моего господина, то и тогда его сердце не закроется для тебя.

   — Теперь ты всё сказал?

   — Почти всё.

Тимур опять усмехнулся, ещё более саркастически, чем некоторое время тому назад.

   — Ты сказал почти всё, но не сказал почти ничего. Зачем Кейхосроу, зная мой характер, послал ко мне такого болтуна? Или в Хуталляне не умеют говорить по-другому?

   — В Хуталляне умеют говорить по-всякому, непревзойдённый среди великолепных, но понимают лучше тогда, когда говорят именно так, как говорю я.

   — Сказано, и ты не можешь не знать этого: не устоит тот город, где, чтобы выразить простую мысль, говорят сложные слова.

   — Воистину сказано, — низко-низко, почтительно-уничижительно поклонился посланец.

   — Итак, Кейхосроу собирается напасть на Хуссейна и предупреждает меня, чтобы я не приходил к нему на помощь.

Хуталлянец отчаянно затряс щеками, и чалма его съехала на правое ухо.

   — О нет, величайший, нет! Ты меня неправильно понял. Видишь, что получается, когда сложные мысли превращаешь в простые слова?

Тимур взмахнул здоровой рукой:

   — Сын шайтана! Говори мне прямо, что задумал Кейхосроу, чего он от меня хочет! Что собирается мне сообщить? Говори, или я заставлю моих стражников снять с тебя халат и велю не останавливаться на десятом ударе!

Мутаваси Ариф испуганно прищурил свой единственный глаз и произнёс тихо, с неожиданным для себя выражением:

   — Не верь Хуссейну.

   — Почему?

Купец вернулся к своему обычному языку:

   — Потому что, когда ты открываешь ему объятия пригязни, он готовит для тебя объятия смерти.

Тимур откинулся на подушки, пососал мундштук кальяна, раздувая крылья своего широкого носа.

   — Вот ты сейчас говорил, что пославший тебя велик и умён.

   — Если ты так понял мои речи, то я рад.

   — Но если он умён, то почему он рассчитывал, что я поверю словам какого-то одноглазого проходимца и ради них нарушу оскорбительными подозрениями свою братскую дружбу с эмиром Хуссейном?

Проходимец молчал, глядя в пол, у него появилось чувство, что зря он добивался и добился встречи с Тимуром, разумнее было бы оставаться в затхлой тишине каменного мешка в зиндане.

   — Кейхосроу ненавидит Хуссейна и хочет ему отомстить за смерть брата, и он знает, что я это знаю. Зачем он присылает тебя? Мне слишком понятно, для чего ему нужно оговорить в моих глазах Хуссейна!

Молчал проходимец, молчал, ибо был согласен со словами, выходящими из уст колченогого эмира.

   — Посылая тебя, он должен был отправить с тобой доказательства того, что Хуссейн против меня что-то замышляет.

Не поднимая головы, Мутаваси произнёс:

   — Мой господин сказал, что главные доказательства ты отыщешь в своём сердце.

   — В своём сердце?

   — Да, он сказал, что проницательный Тимур ещё и до моего появления в его дворце знал, что эмир Хуссейн должен против него что-то замышлять.

Тимур снова потянулся губами к мундштуку, но раздумал. Слова этого одноглазого ничтожества блеснули вдруг искоркой какого-то смысла.

   — В сердце, в своём сердце...

   — Да, так именно он и сказал.

   — Ну, хорошо, я покопаюсь в нем, — Тимур положил ладонь, обременённую чётками, на левую часть груди, — и добуду главные доказательства. Но, как я понял, есть и ещё какие-то, более мелкие, менее важные?

   — Они в Хуталляне, у моего загадочного, подобно лунному диску, господина.

   — Почему же ты не привёз их сюда?

   — Не все планы хуталлянского властителя известны мне. Быть может, некие люди уже везут их сюда.

   — Хорошо, я подожду. А ты...

Посланец Кейхосроу отправился в зиндан и, надо сказать, был несказанно рад хотя бы тому, что отправился не на виселицу.

Глава 5

ХЛОПКОВЫЙ КОШМАР