Тёмное наследие

– Натрешь меня кремом. – Внутри нее разгорался холодок, и она уже отчетливо видела светлую огромную дымку вокруг мужчины – плотную, вкусную, теплую. Вздохнула судорожно, обхватила его за шею и поцеловала. И отпустила себя, чувствуя, как льется от Алекса горячая, мощная энергия.

Руки вокруг нее сжались крепче, переместились на шею, словно он хотел ее задушить, и снова ослабли, скользнули по груди нетерпеливой лаской, спустились под юбку – она пила его, захлебываясь от страсти и от ужаса, раздирала на нем рубашку, стонала, и Александр отвечал ей с такой силой, что в голове мутилось. Остановиться Катя уже не могла, и желание впитать его, вобрать всего доводило ее до исступления. Дальнейшее она видела словно в температурном бреду – и чувствовала мужчину в себе, и слышала его глухое рычание и свои стоны, и отрывалась от твердых губ на какие-то мгновения, чтобы набрать воздуха, – и снова впивалась и пила его.

Александр прикусил ей губу до крови – и от этой капельки боли ее накрыло такой волной наслаждения, что Катерина зашипела, царапая ему спину и изгибаясь. И последнее, что она почувствовала, – крепкую руку в своих волосах, зубы на плече, напряженный стон – и прохладные пальцы у виска. И улетела в темноту.

Алекс несколько минут приходил в себя, поддерживая Катю за спину и тяжело дыша. Кто бы знал, что близость с активной темной – это так остро и вкусно?

Он заметил ее изменившуюся ауру, едва только она вошла. И следил внимательно, и готов был к нападению – но не к тому, что оно окажется таким чувственным. И продолжил, не смог не продолжить.

Свидерский аккуратно уложил отправленную в сон Катерину на диван. Застегнулся, одновременно хмурясь и любуясь на ее опухшие губы и бесстыдно оголенные бедра. Белье ее валялось где-то под столом, содранное им же.

Да, он и припомнить не мог, когда его так накрывало.

Вытер ее, опустил юбку. Застегнул блузку, не удержавшись, поцеловал грудь. Урона Катя ему значительного не нанесла, но все же Александр выпил Максов тоник и только после этого присел на диван и положил руки ей на виски. Что же ты скрываешь, Екатерина?

Конечно, он не был так силен в менталистике, как Макс. Но блок ментальный увидел сразу, как и сложную защиту на взлом. Можно было попытаться самому, но зачем, если есть тот, кто способен сделать это незаметно?

– Макс, – хрипло сказал ректор в трубку. – Ты мне срочно нужен.

Позвонил и Мартину. Тот пообещал, что прямо сейчас запрется в своем кабинете и придет в университет.

Тротт прибыл через несколько минут. Посмотрел на друга, задержав взгляд на измятой рубашке, где не хватало пуговиц, на лежащую на диване женщину, втянул носом воздух и поморщился.

– Чертов извращенец, – произнес он с совершенно Мартиновыми интонациями. Алекс усмехнулся.

– Помоги мне.

– Зачем? – ледяным тоном спросил Тротт. – Ты и так уже укатал девицу до бессознательного состояния.

– Кто тут кого укатал? – раздался жизнерадостный голос Марта. Блакориец увидел Катерину, присвистнул восхищенно. – Понятно. А нас-то зачем позвал, Данилыч? Порадоваться за тебя? Поаплодировать? Жаль, медаль дома забыл.

– Вы на ауру ее посмотрите, – ровно сказал Свидерский. Рыжий и черноволосый маги синхронно повернулись к Кате, скосили глаза, переходя в первый магический спектр, – и одновременно же выругались.

– Это у кого она так насосалась? – недоуменно спросил Мартин. Макс отошел, распахнул окно. Алекс выразительно посмотрел на друга, и тот изумленно поднял брови. – У тебя? Чертов извращенец!

Свидерский не выдержал, захохотал. Ему отчего-то было очень легко и радостно, будто Катя взяла не только силу, но и все заботы и тревоги, всю тяжесть прожитой жизни. Друзья смотрели на него с обеспокоенностью.

– Может, он того, умом двинулся? – громко прошептал Мартин. – Может, его стукнуть чем потяжелее, чтобы пришел в себя?

– Алекс, – сухо высказался Тротт, – время. Зачем позвал?

– Кроме как похвастаться, – едко добавил блакориец.

– На ней ментальный блок, – уже спокойно сказал Свидерский.

– Ну и что? Разве теперь это не дело МагКонтроля? – инляндец не впечатлился.

– Забудь о МагКонтроле, Макс, – с улыбкой, очень ласковым тоном – за которым слышалась сталь – посоветовал ректор. Тротт посмотрел на него, хмыкнул.

– Вот почему я не люблю женщин. Сколько она здесь? Неделю, две? А у тебя уже мозги в штаны ушли.

– Да ладно тебе, Малыш, – добродушно вмешался Мартин. – Девочка хорошая. И дети у нее прелесть. Если можно вернуть ее в нормальное состояние без правовых процедур, то отчего бы не сделать Данилычу приятное?

– От меня-то что требуется? – сухо прервал его Тротт, глядя на Свидерского.

– Снять блок, конечно, – ответил тот. – Март, а тебя я не ржать позвал. Ты нужен со своим обратным щитом. Я, боюсь, силы не рассчитаю, приложу так, что не встанет.

Тротт нахмурился, обеспокоенно потер ладони. Но кивнул недовольно.

– Я посмотрю. Не отвлекайте меня пока.

Он присел на корточки и протянул руки над спящей Екатериной. Дернулся недовольно и как-то странно посмотрел на друзей. И словно через силу прикоснулся к ее вискам, прикрыл глаза, что-то бормоча себе под нос.