Тёмное трио

Жорж приноровился рисовать знакомых в стиляжных образах: вахтёршу, тётю Тосю, нарисовал – общага две недели потом хихикала, придурка одного из комсомола, что с пеной у рта ему угрожал.

И Ладочку. Разумеется, Ладочку.

Скромную тихоню, которая вертела от него нос. Разозлённая, она становилась чудо как хороша. А уж в платье с декольте, с пышной юбкой и при полном макияже была просто конфеткой.

На рисунке, правда, сегодняшнем. Из-за которого Жоржу и прилетела пощёчина.

Вспомнив, Жорж снова заухмылялся. Ничего, и не такие бастионы брали. Так что Ладка ещё не дохлый номер. Так, выпендривается, цену себе набивает.

«Добьюсь», – твёрдо подумал Жорж.

Не доходя до общаги, он нырнул в переулок. Вывернул чудо-пиджак на другую сторону – скучную, цвета мокрого асфальта, сунул в карман снятый галстук и пенсне, пригладил причесон. И бодро пошёл на улицу.

Единственным, что сейчас портило его вид, были брюки, да туфли.

«Ничего. Тётя Тося простит».

Тётя Тося действительно простила. Да только попался навстречу хрен из комсомола: мгновенно вцепился в него и устроил выволочку. Жорж еле вырваться сумел, отделавшись очередным предупреждением.

Перед входом в комнату он прислушался. Вроде тихо. Открыл дверь.

И правда. Соседа, Генки, ещё нет. Красота! Вся комната пока его, личная!

Жорж переоделся в домашнее, а после – залез под кровать, вытащил из тайника за кирпичами металлическую коробку, где хранил особые рисунки. Уселся за стул, к окну. Прищурил один глаз, после – другой. Улыбнулся и начал творить.

Здорово у него это получалось, мастерски.

«Сам себя не похвалишь – никто не похвалит», – с усмешкой подумал Жорж.

И действительно. Те, кто учился и учил здесь, вряд ли стали бы его хвалить за такие художества. Ведь Гошу, Жоржа, все знали, как балагура и весельчака. С улыбкой до ушей и физиономией, что сияла от чувства превосходства и счастья, любителя шаржей и разных подколов.

Так откуда он брал столь мрачные идеи?

Как думал сам Жорж, они компенсировали весёлость его натуры. Делали этакое равновесие.

Казалось, с кончика его карандаша, кисти, сочился мрак. Странные, бледные твари возникали на рисунках Жоржа в моменты наибольшего вдохновения.

Жоржу нравилось. Жорж гордился этим. И, конечно, хотел устроить свою выставку мечты.

И чем больше препятствий этому видел – тем больше ему хотелось.

Жорж свято верил в то, что не один, не два, а гораздо больше людей, увидев его творчество, не скажут: «Фи!», а поймут, проникнутся. Взгляды задержат.

Ведь аплодируют же там, на Западе, всяким сюрреалистам?!