Тиран (ЛП)

Хантер почувствовал знакомое дерганье и рывки своих рук, когда вокруг его запястий застегнули холодные неудобные наручники, и тяжелая дверь открылась, давая возможность выйти. Ему всегда приходилось пригибаться, чтобы не задеть головой дверной проем. Вернувшись в камеру, он лег на кровать, его темно-синяя форма была пропитана потом. В том кабинете было чертовски жарко, но никто, казалось, этого не замечал, кроме него. Он уставился в потолок, слушая храпы своего соседа. Несколько часов спустя принесли ужин, но он отказался его есть и отодвинул тарелку в сторону. День и ночь стали размытыми, сливаясь вместе, как вода и кровь в сточной канаве. В голове всплыло лицо его матери, испачканное запекшейся кровью, и ее безжизненные закатившиеся голубые глаза.

Крики в тюрьме вырвали его из воспоминаний… Он ненавидел эти крики, громкие вопли, раздававшиеся поздно вечером.

— Да ладно, чувак! Помогите, кто-нибудь! Ублюдок!

Последовал шум, битва на смерть. В этом не было ничего нового. Как правило, у кого-то случалось психическое расстройство, или возникали приступы параноидального бреда, и тогда, конечно, происходили нападения… одно за другим. Хантер услышал громкий стук, как будто тело бросили об стену, а затем серию ударов. Он остался лежать на койке, скрестив лодыжки и сложив руки на животе.

— Соси! Если укусишь, я тебя убью!

Он закрыл глаза, когда послышались булькающие звуки, и последовали новые крики. Некоторые заключенные смеялись, шутили, выкрикивали отвратительные слова ободрения.

— Сейчас он получит твою задницу! Ты должен надеяться, что он использует немного жира! — кричал кто-то, сопровождаемый взрывом хриплого смеха.

Хантер не был полностью уверен, в какой камере это происходило, но у него были подозрения. Старик по имени «Герыч» был известен тем, что подмазывался к некоторым закоренелым наркоманам. Он западал на худых с голубыми глазами, которые использовали любую возможность, чтобы заполучить дозу — настоящие наркоманы. Это были его фавориты, хотя он бы согласился и на толстых коротышек с теми же слабостями, если бы не было выбора. Старый широкоплечий бандит с сонными глазами был известен тем, что предлагал обдолбанным новичкам всевозможное дерьмо, зная, что у них нет денег на нормальную дрянь. Они сожгли все свои мосты с семьей несколькими дозами, понюшками и уколами игл.

У них не было посетителей, и люди, кроме других закоренелых наркоманов, чурались их. Друзей у них было мало. У большинства наркоманов возникали некоторые проблемы с их наркозависимостью, связанные со степенью разделения: не употреблять, а продавать или налаживать контакты и сбыт в качестве посредника. Тем не менее, для таких хищников, как Герыч, эти наркоманы были воплощением мечты.

Хантер закусил изнутри свою щеку, когда последовали слишком знакомые звуки обуви, скользящей по полу, двойной стук в стену камеры, отчаянные вопли и последующие возбужденные проклятия.

— ЭЙ! Что ты делаешь, чувак?! Отвали от меня! Я не гей! Отвали от меня, ублюдок! Нет… НЕТ!!!! Охрана!!! ОХРАНА!!!! АААХХХХХХХХ!

И тогда все началось, душераздирающие крики от изнасилования продолжались… Это было так часто, так обычно, почти закономерно, что люди уже не обращали на них внимания. Крики становились все громче и громче, из тех, которые пронизывают тебя насквозь, хватают твое сердце и выжимают из него все дерьмо. Хантер оставался неподвижным на своей кровати, все еще глядя в потолок, все еще наполненный ядом, подпитываемым его порочной средой: серыми стенами, покрытыми болью, которые приближались к нему.

В его сердце трахались гнев и ненависть, родив ребенка за этими стенами. Каждые девяносто дней ему становилось хуже. Его душа производила на свет безнадежную кромешную темноту. Его падение в пучину безумия ухудшалось с каждым сезоном, и было словно годовщиной гибели. В тюрьме не было ни реабилитации, ни рабочих программ, ни образования, ни прихода к Иисусу или пробуждения великого Нового Века (Прим.: New Age, Нью-эйдж — религии «нового века» — общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера). Никто не заботился о нем, о них или о ком-либо, кто жил и дышал за этими стальными решетками. Они были простыми людьми, превратившимися в животных. Забота была слишком затратным процессом.