— Ты не можешь жить в страхе, потому что ты и есть страх. Ты слишком боишься заглянуть глубоко в себя и узнать, что заставляет тебя так поступать и думать. Все чего-то боятся, Хантер. Ты боишься самого себя… Внутри ты бомба замедленного действия, затишье перед бурей.
Бабушка называла его «чертова бомба замедленного действия». Когда она говорила это, он игнорировал ее. Теперь эти старые слова в его голове воспринимались по-другому.
— Я могу сравнить тебя с тихим штормом, торнадо за день до того, как наступит полный пиздец. Твое прозвище должно звучать как «Тихий шторм», — они улыбнулись друг другу. — Полагаю, Тиран тоже подходит. Судя по тому, что я слышал о тебе за все эти годы, я понимаю, почему ты взял его. Я не знаю историю этого псевдонима. У всех нас есть прозвища, некоторые ироничны, как прозвище маленького чувака «Гигант», некоторые на сто процентов верны.
— Тиран, Леон, по определению жестокий и деспотичный лидер. Я прочитал это в словаре много лет назад.
— Поэтому твоя татуировка на спине такая охренительно большая? — улыбнулся Леон, кладя другую карту.
— Нет… Кто-то, с кем я вырос, прозвал меня так, когда мне было лет двенадцать или тринадцать, и это прижилось. Его звали Джо, и все его боялись. По какой-то причине я ему понравился. После того, как он начал называть меня так, все сделали то же самое. Потому что, как они сказали, я сделал то, что хотел сделать, не заботясь об общественном мнении. Но люди будут следовать за мной, копировать меня, пытаться быть мной — как ты сказал ранее. Но я всегда держал большинство людей на расстоянии вытянутой руки. Парни попытаются подобраться к тебе, чтобы тебя уничтожить, — он сдал другую карту. — Ты никому здесь не можешь доверять, Леон. Самые близкие друзья украдут у тебя, попытаются трахнуть твою женщину и сожгут твой дом…
— Ты веришь тому, что люди говорят о тебе? Ты можешь отделить человека от мифа?
— Хм, это интересный вопрос. Когда я злюсь, я иногда бываю вспыльчивым. Когда я становлюсь вспыльчивым, я могу быть жестоким. Я не просто стреляю в кого-то. Я иду и засовываю свой палец в кровавую дыру, где пуля вошла в их тело. Жму на нее, делаю боль в десять раз хуже. Если я устал от твоей задницы, я иногда продляю мучения, чтобы ты мог почувствовать это дерьмо, чтобы ты мог вернуться с края смерти и умирать снова и снова, — двое мужчин смотрели друг на друга, и казалось, что между ними сложилось взаимопонимание. — Обычно я не обсуждаю такие вещи, но, поскольку я ухожу, и ты спросил, поехали. Итак, насколько я верю в прозвище и оправдываю его? Полагаю, на основании обвинений, которые мне выдвинули, того, как я себя веду, и этого разговора, ты можешь решить это сам. Уно.
— Я уже сделал выводы на этот счет.
— И?
— Однозначного ответа все еще нет, — Хантер ухмыльнулся мужчине, когда они начали новый раунд, перетасовывав карты. — Твоя проблема в том, что ты не понимаешь, насколько ты важен.
— Я знаю, насколько я важен.
— Хорошо, тогда позвольте мне сказать это по-другому. В тебе есть что-то особенное, Хантер, но ты блокируешь свой дар всей этой потраченной впустую энергией, яростью и ненавистью в сердце. Ты никому не причиняешь вреда, кроме себя самого, выходя на эти улицы и делая то, что ты делаешь, — пожилой мужчина хмыкнул. — Все эти парни, которых ты задушил, на самом деле ты душил самого себя. Все эти парни, которых ты зарезал, ограбил, застрелил, ты все это делал с собой, и все еще делаешь. Никто не может сказать мне, что Бог ненастоящий, несмотря на мои обстоятельства.
— Бог? Забавно. Я все еще пытаюсь выяснить, где, черт возьми, был Бог, когда я… Не бери в голову, — прикусив нижнюю губу, он попытался заглушить свои эмоции.
— Бог был с тобой все время, чувак. Ты был бы мертв, если бы Его не было рядом, — они посмотрели друг на друга. — Он держит тебя живым для чего-то другого. Ты еще не выполнил свою задачу здесь. Никто из нас. Вот почему мы все еще дышим. Я не читаю тебе проповеди, просто пытаюсь поговорить с тобой, потому что это последний раз, когда мы будем так близки, если от меня будет что-то зависеть. Бог сохранил всех здесь живыми, Хантер. Это о чем-то говорит.
— Это ничего не значит. Быть живым, но оставаться в дерьме на самом деле не значит быть живым.
— Мы не должны оставаться в дерьме, чувак! Ты здесь! Я имею в виду, что до сих пор было не твое время. Тебе есть что рассказать. Если верить тебе, то у тебя нет ни женщины, ни детей, ничего.
— Ничего. Мы с моей девушкой расстались после второго года здесь. Нет детей, о которых я знаю… Есть только я. Все как мне нравится, — он бросил карту на стол.
— Ну, хорошо. С чистого листа. Ты можешь иметь все это, если захочешь — семью, работу, счастье — если передумаешь оставаться один и в этот раз поступишь правильно. Как бы ты мне ни нравился, я больше никогда не увижу твою задницу. Ты должен прекратить пытаться убить себя, чувак. Ты пытаешься покончить жизнь самоубийством и даже не знаешь об этом.