— Ты хороший друг… на самом деле хороший друг. Знаю, что ты смирился с этим. Когда мы с тобой разговаривали в прошлом месяце, в одном из наших последних разговоров ты сказал, что особо не переживаешь по этому поводу. Должно быть потому, что это должно было произойти в любом случае. Но я зол, Ной. Чертовски зол… У меня было слишком много времени, чтобы подумать об этом, и я уверен, что, если бы некоторые вещи не произошли, например, то дерьмо в тюрьме из-за ублюдка Доуэри, из-за которого твой приговор был продлен, ты бы не оказался в этой лодке прямо сейчас. Да, я знаю, что ты слишком много пил. Знаю, что ты поставил себя в такое положение сам. Но ты все еще не заслуживаешь этого дерьма.
Вытащив свой телефон, он порылся в своей музыкальной библиотеке.
— Вот! Помнишь, как мы часто слушали это? Послушай, — он включил «Rockstar» «Никелбэк». — Вот это было время, чувак… Вот это было время… Мы знали слова этой песни наизусть. Сидели, пили пиво, смеялись, курили, говорили о наших планах, о том, что хотим сделать… Пару раз мы даже обсуждали возможность создания совместного бизнеса. Это то, что мне нравилось в тебе. Ты был беден, как и я. Мы поднимали свои задницы и делали дела. Мы многого добились. Мы отказывались быть без гроша в кармане слишком долго, и мы не оправдывались. Мы просто делали то, что должны были делать. Угадай, что? Я работаю охранником в казино. Забавно, не правда ли? Еще я готовлюсь снова начать боксировать… у тех же людей. Почему бы и не надрать кому-нибудь задницу за деньги, верно? Работа мечты. Это то, что ты всегда говорил… — Хантер сморгнул свои эмоции. — Жизнь слишком коротка, и мы можем не успеть сделать все, что мы хотим.
Он посмотрел на своего друга, его рука теперь лежала на плече Ноя.
Это не может закончиться вот так… Я должен что-то сделать… Должен дать ему понять, что сделаю все правильно…
Хантер наклонился к Ною, зная, что это будет последний раз, когда он разговаривает с ним живым. Он лишь надеялся, что его лучший друг все еще слышит и понимает его.
— Брат, — зашептал он ему на ухо, — продержись еще немного. Я чувствую… чувствую, что ты все еще здесь ради нас. Нита, это моя девушка, сегодня сказала мне кое-что, что я не был в настроении слушать, но я надеюсь, что это правда. Она сказала: «Там, куда направляется Ной, нет ни тюрем, ни болезней, ни страданий, ни боли». Я надеюсь, что там, куда ты идешь, будут только канареечно-желтые «Тандерберды» и темно-синие «Мустанги». Я присмотрю за Олив, хорошо? Я обещаю присматривать за ней, Ной. Я присмотрю также за твоей мамой и Кайли. Это то, что делают братья… и я не подведу тебя.
Хантер снова выпрямился на стуле, минуты летели незаметно. Песня за песней играла на его телефоне — он потерял им счет. Он хотел курить, но отказывался двигаться. Он стоял на посту. Примерно через час из сонного оцепенения его вывел яркий свет и приглушенные голоса. Медсестра суетилась возле Ноя, и один из аппаратов издавал странный шум. Она что-то прошептала ему, но он не расслышал ее слов.
— Он умер? — спросил он дрожащим голосом, в котором слышалась паника.
Выражение лица медсестры было доброжелательным и сочувствующим.
— Его сердце остановилось около тридцати семи секунд назад.
Хантер рванулся вверх по лестнице и начал стучать в двери спален.
— Спускайтесь! Давайте, просыпайтесь! Вставайте! Спускайтесь вниз! — вернувшись обратно в гостиную, он увидел, что Кайли уже проснулась, ее волосы были растрепаны, а на лице отразилось замешательство. — Ной умер.
Он вернулся в маленькую комнату к своему другу. Медсестра, разговаривающая по телефону, уже накрыла его простынею. В комнату влетели Олив, его мать и Кайли, и вскоре помещение заполнилось истерическим плачем. Хантер стоял, скрестив руками, когда мимо него протиснулась Кайли, едва не сбив его с ног, чтобы добраться до Ноя.
— Нет! Нет! Нееееет… — кричала, плача, она, прижавшись к нему, разваливаясь на части.
Олив выглядела не лучше, присоединившись к ней и терзая тело Ноя в своем безумном горе. На матери Ноя была длинная голубая ночная рубашка. Она качала головой, и слезы текли по ее щекам. Хантер взял свой мобильный телефон и включил «Not Afraid» Эминема.
— Он хотел, чтобы эта песня играла на его похоронах. Он говорил мне.
Схватив Олив с кровати, он обнял ее, и она обняла его в ответ так крепко, что Хантер был потрясен тем, насколько сильно ее горе. Это лишило его дыхания. Погладив ее по голове, он посмотрел на Ноя. Мертвого.
— Ной, ты показал всем, как это делается. Ты не боялся. Ты не был слабаком в этой жизни, за исключением того момента, когда ты боялся, что Олив перестанет верить в тебя, — сделав паузу, он поцеловал Олив в щеки, улыбаясь в ее большие голубые глаза. — Я не ее отец, Ной. Я никому не отец, но теперь я уважаю твой страх. Я понимаю его, независимо от того, правильный он или нет. Я понимаю страх разочаровать того, кто зависит от тебя, того, кого ты любишь. Она была твоим криптонитом, — Олив зарыдала сильнее. — Ты был одним из самых храбрых мужчин,