Тирант Белый

О, добродетельнейшая из всех смертных! Вашему высочеству, должно быть, известно о значении, могуществе и великой власти любви^[308]

, каковая движет небесными сферами, а неутомимые первосущности наслаждаются сим движением, единственно потому, что первопричина их — любовь. Элементы же пребывают каждый в своей сфере благодаря любви, которую чувствуют они, находясь на своих собственных местах. Таким образом все элементы страстно желают пребывать в тех вещах, каковые соответствуют их сущности и состоянию, а в иных местах не остаются. А посему душа моя сильно страдает, ибо я, созерцая великую и небывалую красоту, милость и благородство вашего высочества, отдал свою свободу вам во власть; а из-за бесконечных сомнений совсем лишился я рассудка. Однако теперь я вижу, что вы, ваше высочество, в жестоком гневе приговором своим хотите меня полностью уничтожить и расставляете сети моей душе, дабы укоротить мои тягостные дни. Так распорядилась фортуна, доведя меня до такого положения, потому что совершил я столь благой поступок, не поведав о нем ни единому человеку на свете. И, опасаясь, как бы мои слова не оскорбили ваше высочество, я, подталкиваемый к тому любовью, которая многих понуждает, дал вам понять о ней с помощью весьма учтивых знаков. А если б и был здесь какой недочет, отказать мне в прощении все же невозможно, ибо любовь держит меня целиком в своей власти. Так обвиняйте же Амура и пощадите меня. Соблаговолите обойтись со мной с присущими вам милостью и благородством. Потому как то, что открывается нам лишь силой любви, достойно наивысшей награды, и если бы вы не обладали столькими необыкновенными добродетелями, ни моя душа, ни мои глаза никогда бы не обрели радость от увиденного, как случилось в тот день, когда узрели они ваше высочество: покинув меня, выбрали они вас своей госпожой. Я не хочу ничего больше рассказывать, дабы не докучать вам, но желаю лишь объяснить, почему, как изволили вы, ваше высочество, выразиться, я, не смущаясь, сказал вам о своей любви. И я желаю, чтобы вы знали: ежели бы все возлюбленные Христом святые могли бы сотворить смертную девушку, подобную вашему высочеству, я бы и то признался ей в любви, и уж тем паче признаюсь вам, императорской дочери! Я уверен, что в мире сыщутся для вас рыцари более знатные и достойные, более благородные и богатые, более славные, учтивые и любезные, более мужественные в сражениях, более отважные в рыцарских подвигах (и найдется их больше, чем у меня волос на голове), однако, сеньора, я уверен также, что, живи вы на свете хоть тысячу лет, вам не встретить никогда рыцаря, пажа или оруженосца, который так бы желал чести, славы и благоденствия вашему высочеству, как я; который приумножал бы своим служением всеобщее служение вам, своей честью — вашу честь, своей радостью — вашу радость. Я же через это получу благодаря вашей милости утешение, если можно иметь утешение в печалях. Теперь вам известно, превосходнейшая сеньора, каковы моя любовь и желание служить вам. И поелику сердце мое совершило ужасный промах и стало источником огорчений для такой благородной особы, как вы, и стольких бед для меня, я сам, прежде чем солнце зайдет за Геркулесовы столпы^[309]

, жестоко отмщу ему и собственной рукой разрублю его на две части. Одну из них отправлю я вам, дабы насладились вы свершенным отмщением, а другую — моей матери, девять месяцев носившей его во чреве, дабы обрела она последнее утешение. О прекрасный день, когда успокоится мой истерзанный рассудок, пусть же наконец погаснет твой свет, дабы поскорее свершить мне задуманное! Так и предчувствовал я, что не иначе закончу мои печальные и безутешные дни! Помните ли вы, ваше высочество, как в присутствии сеньоры Императрицы спросил я, что лучше: умереть достойно или постыдно? Вы же мне ответили, что достойно. Я не сомневался, что, если не поделюсь с вами хоть частью моих печалей и мучений, однажды ночью найдут меня бездыханным на полу моей спальни, а если же я откроюсь вам, то случится со мной то, что и произошло.

Настал тот последний год, нет, день и час, когда вы видите меня живым, и сейчас вы услышите последние мольбы, которые я обращу к вашему высочеству. Окажите же снисхождение к моим словам, по крайней мере в награду за услуги, которые намеревался я оказать Его Величеству Императору, отцу вашему, и на благо всей империи, ибо, созерцая вас, безупречнейшая сеньора, полагал я посвятить все дни моей печальной жизни процветанию и возвеличиванию короны Греческой империи, будучи уверенным, что перейдет она к вам.

А посему, преклонив колена, прошу я вас лишь об одной милости: соблаговолите после моей смерти облачить меня вашими божественными руками и приказать выбить на моей могиле следующую надпись: «Здесь покоится Тирант Белый, погибший от сильной любви».

И почти со слезами на глазах и с тяжкими вздохами Тирант поднялся с колен, вышел из комнаты и направился в свои покои.