Титан

— О, все обстоит намного серьезнее. Самое печальное заключается как раз в том, что я до отвращения нормальная. — Она пожала плечами и вздохнула. — Эдвина Флеминг, заурядная домохозяйка, которая настолько любит своего мужа, что даже обмануть его хоть раз не в состоянии. Это ли не омерзительно?

Он чмокнул ее в кончик мокрого носа.

— А по-моему, это здорово, — негромко и нежно сказал он. — Пошли в спальню.

Они подплыли к кромке бассейна, вылезли из воды и пошли к дому, держась за руки, словно влюбленные подростки.

— Ты только что занималась любовью с человеком, — говорил он ей спустя час, когда они лежали вместе в своей огромной супружеской постели, в изголовье которой висела одна из картин Моне, изображавшая кувшинки в Гиверни, — который, возможно, приложит руку к отстранению Адольфа Гитлера от власти.

Она села на постели, включила ночник и взглянула на мужа:

— Что ты имеешь в виду? Значит, для этого граф Алекс к нам и пожаловал?

Ник утвердительно кивнул:

— Он сообщил мне, что в Германии в кругах генералитета зреет заговор, целью которого является низложение Гитлера. Они хотят, чтобы я вооружил их.

— И ты дал на это согласие?

— Я попросил время подумать, но я соглашусь, ты права. Я, конечно, не альтруист, но если с моей помощью избавятся от этого сумасшедшего антисемита… Знаешь, я буду собой гордиться.

— Это опасно? — спросила она не сразу.

— Конечно, определенный риск имеется. На следующей неделе мне придется отправиться в Берлин. Но я приму соответствующие меры предосторожности.

— Милый, ты уверен, что твоих мер будет достаточно?

— Уверен. Не волнуйся, все будет отлично.

Она наклонилась и поцеловала его.

— Знаешь, я очень горжусь тем, что являюсь твоей женой, — сказала она совершенно искренне.

Восстание Эдвины закончилось, не начавшись.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В 1934 году «Нормандия» и «Куин Мэри» еще только снаряжались в свое первое плавание, так что в «большую тройку» трансокеанских лайнеров тогда входили «Беренгария», «Аквитания» и «Мавритания». Сочинители рекламы поэтически расписывали красоту и общественный престиж каждого из этих судов. Считалось, что на «Мавритании» предпочитает путешествовать молодежь. «Беренгария» предназначалась для миллионеров мирового масштаба. А что же «Аквитания»? Выпущенный трансагентством буклет высокомерно сообщал, что «домашняя обстановка на «Аквитании» может привлечь влиятельных людей, людей титулованных, людей, отличившихся как происхождением, так и достижениями».

Эдвина научилась «целоваться с бешеным самоотречением» с некоторыми из своих партнеров в самых знойных любовных фильмах, но мейферский акцент был до сих пор при ней, как и сознание того, что она является внучкой герцога. Поэтому, когда в следующую среду супруги Флеминг решили отправиться в Саутгэмптон, они выбрали именно «Аквитанию». Фрида Готчелк заказала на лайнере престижные апартаменты, в которых была не только репродукция «Синего мальчика», но и отдельная столовая. С Ником и Эдвиной в дорогу собрались все их семеро детей, так как было решено, что им лучше провести каникулы в гостях у английских деда и бабки — лорда и леди Саксмундхэм. На корабль погрузили двадцать чемоданов багажа. С Флемингами отправились в плавание няня и двое слуг. Стоимость этого шестидневного путешествия составила четыре тысячи «депрессивных долларов», но для Ника и Эдвины, которые привыкли путешествовать с комфортом, это не показалось дорогой ценой. Лайнер был чудесным, а английская команда учтива и расторопна. Удобства на «Аквитании» были неслыханными: огромный плавательный бассейн, турецкие бани, окруженный решетчатой оградой «сад отдыха», где завтракали и пили чай, обшитая деревом курительная, про которую, расставив все точки над «і», один рекламный агент сказал: «Даже наименее эрудированный пассажир прочувствует все преимущества курительной на “Аквитании”». Несмотря на то что лайнер задумывался как «замок вкуса вообще и англосаксонского искусства в особенности», первоклассная столовая была обставлена в версальской манере. «Сам дворец виделся вдали за увитыми цветами дорическими колоннами…»

Ник, Эдвина и все семеро детей появились здесь в первый же вечер. Одетый во фрак метрдотель отвел все семейство за уже сервированный серебром и фарфором стол. Ник был честолюбив, как всякий миллионер, который «сделал сам себя», поэтому ему было очень приятно перехватывать взгляды, которые привлекала его семья со стороны хорошо одетой публики. А Эдвина, выглядевшая просто сказочно в своем белом вечернем платье от Вайонетта, с сережками из бриллиантов и рубинов, такой же брошью и четырьмя бриллиантовыми браслетами, была рада тому, что ее узнавали здесь как киноактрису. По залу шептались:

— Это Эдвина Флеминг! Это сама Эдвина Флеминг!

Четырехтрубный лайнер мягко скользил по июльской глади Атлантики. Над ним было черное небо, усыпанное звездами. Словно взорвалась машина с попкорном…

За стол Флемингов подали ростбиф, штилтонский сыр и какие-то ужасные, пропитанные вином и залитые взбитыми сливками бисквиты, от которых все воротили носы, кроме Эдвины.