В связи с этим была проведена большая пропагандистская акция, которая должна была сплотить всё население; ее лозунгом было: «Ничто нас не может застать врасплох», и она искусственно нагнетала страх и психоз перед возможной угрозой. Словно весь мир готовил заговор против Югославии [2684]
. При этом было невозможно не заметить, что речь шла об акции, которая в первую очередь имела своей целью укрепление режима и ликвидацию его политических и экономических противоречий, которые нарастали изо дня в день. Партия после поражения либералов смогла снова взять на себя решающую роль в югославской действительности и укрепить свой авторитет. Вопреки заявлениям о самодостаточности самоуправления ключевые вопросы, касавшиеся руководства государством и обществом, оставались в руках узкого круга Тито, который строился на основе принципа «демократического централизма». На XI Съезде СКЮ, проходившем 20–23 июня 1978 г., стало ясно, что партия строится на диктатуре пролетариата, особенно его авангарда, и не собирается отказываться от контроля над органами власти: секретными службами, армией и дипломатией[2685]. Эту ситуацию хорошо иллюстрирует эпизод, произошедший во время подготовки вводного реферата Тито к XI Съезду. Основу его тезисов написала группа специалистов, которая работала всю ночь, чтобы на следующий день маршал их прочел и дополнил. Он это сделал и встретился с коллегами после полудня, дав им новые указания. В конце обсуждения последовал совместный ужин, во время которого в непринужденной беседе кто-то из присутствовавших предложил, чтобы часть реферата, касавшаяся международной политики, была послана в Секретариат иностранных дел. Тито побарабанил по столу пальцами, немного помолчал и сказал: «Могли бы и им послать!» После этих слов его лицо искривилось, он ударил ладонью по столу и в бешенстве крикнул: «Не пошлю им, я в этом разбираюсь как никто в Югославии» [2686].Ничто не вечно, и Югославия тоже
В мае 1978 г. праздновали 86-летие Тито. На Бриони организовали встречу старых товарищей. Среди них был Родолюб Чолакович, который в своем дневнике записал: «Хотел бы я не пойти. Старик в упадке, с трудом ходит, с трудом говорит, несмотря на то что на парад он надел белый мундир и принарядился, на него было тяжело смотреть. Всё торжество проходило так, словно он здоров. На самом деле у него повышенный сахар, ноги отказывают, а он считает, что это ишиас. У деда трясется правая рука, верхняя губа поднимается вверх, он постоянно стискивает зубы, поскольку знает, что так губа опустится»[2687]
. Осенью 1979 г. здоровье Тито сильно ухудшилось, прежде всего из-за проблем с кровяным давлением в правой ноге, которое медицинское вмешательство не смогло изменить. Тито и его товарищи в годы войны каждый день смотрели смерти в глаза и воспринимали ее как некую дань, которую нужно было заплатить для достижения цели. Когда они пришли к власти, их отношение к смерти изменилось – теперь она стала не правилом, а скорее исключением. Тяжелым ударом была смерть Бориса Кидрича в 1953 г. – это была первая смерть после войны человека из узкого круга руководства, который был двигателем реформ после ссоры со Сталиным. Тито приехал на похороны в Любляну и на «Голубом поезде» вернулся в Белград. Во время поездки он говорил своим попутчикам о скоротечности жизни; Джилас отметил, что человек не что иное, как изменяющаяся материя. Тито прервал его с упрекающей усмешкой: «Мы говорим сейчас не о том. Кто это знает, кто об этом что знает?»[2688]