Тициан

Почти вся первая половина XVI века отмечена непрекращающейся борьбой малых итальянских государств против иноземных поработителей, разорявших некогда процветающие города и земли. Приходили в упадок сельское хозяйство, торговля, ремесла. Лучшие умы Италии вынашивали идею создания единого национального государства, способного противостоять иностранным захватчикам. Уже тогда флорентийцы, миланцы, венецианцы, неаполитанцы и жители других исторических областей стали с гордостью называть себя итальянцами.

В те роковые годы, когда правители различных княжеств так и не смогли объединиться перед лицом смертельной опасности, в итальянском изобразительном искусстве, как образно подметил Лонги, впервые проявилась ставшая решающей для последующего развития итальянской живописи и всей дальнейшей истории страны «основная тенденция, которая привела к первому национальному единению, к первому согласию между Севером, Центром и Югом Италии, нашедшему свое выражение в слиянии искусства Антонелло да Мессина и Джованни Беллини на основе художественного синтеза, выработанного Пьеро делла Франческа».[3]

Особенно наглядно такая тенденция проявилась в искусстве Тициана. В юности он учился в мастерской Беллини, высоко ценил Антонелло да Мессина, который одно время работал в Венеции и первым из итальянских мастеров прибегнул к масляной живописи. Правда, с легкой руки Вазари принято считать, что первооткрывателем техники изготовления масляных красок путем смешивания пигментных красителей с растительным маслом был фламандский живописец Ян ван Эйк. Новая техника раскрыла поразительные колористические возможности масляных красок, которые, будучи нанесенными методом полупрозрачной лессировки на хорошо подготовленную поверхность доски или холста, излучают удивительное сияние. Тициана не могла не потрясти светоносная живопись Пьеро делла Франческа. Он внимательно изучал работы старых мастеров и вобрал в себя все лучшее, что было у «отцов Возрождения». По прошествии лет Тициан во многом превзошел учителей, став величайшим колористом в истории мировой живописи.

В отличие от большинства художников, мыслящих и творящих с помощью линий, светотени и соотношения пропорций и объемов, Тициан воссоздает мир и строит форму красками, соотношением тонов. Главное для художника — стремление передать дыхание и трепет живого тела. Палитра Тициана отличается поразительной светосилой. Его краски не только материально осязаемы, но и обладают чарующей декоративной звучностью, эмоциональной насыщенностью. Как правило, носителем красочного звучания выступает цвет тканей, предметов и природных объектов, а в работах позднего периода — тело человека.

Тициан последовательно шел к намеченной цели, добиваясь совершенства своих творений. Он жил в согласии с самим собой и окружающим его миром. Ему не приходилось испытывать те муки творчества, которые терзали Микеланджело, хотя и в его жизни были моменты разлада с действительностью, когда он ощущал настоятельную необходимость кое-что переосмыслить или пересмотреть. Наиболее заметно это проявилось после посещения им Рима и знакомства с античностью и великими творениями Микеланджело. Можно даже утверждать, что появившиеся в работах тех лет изменения столь неожиданны и значительны, словно их сотворил заново родившийся художник. Прежде всего, это особенно наглядно в цикле мифологических poesie, где фигуры и предметы являются единым пластическим целым картины, как будто они извлечены благодаря животворной силе красок и света из мрака безликого материала, будь то доска или холст. Как Микеланджело отсекал из глыбы все лишнее, чтобы вызволить фигуру «из цепких каменных объятий», так и Тициан убирал все лишнее с поверхности картины, добиваясь целостности композиции и гармонии живописного решения.

Поздние работы мастера полны противоречий. В них эмоциональное напряжение иногда сочетается с внешним спокойствием, и наряду с ярким напряженным колоризмом встречаются картины почти монохромные; при свободной, чуть ли не беспорядочной технике письма появляются произведения, отличающиеся строгой композицией. Создается впечатление, что Тициан хочет доказать — прежде всего себе самому, — что отчаяние перед лицом старости и неминуемой смерти может быть столь же плодотворным, так же вызвать прилив новых сил и одарить творца подлинным вдохновением, как упоение жизнью и красотой в молодости.

Как заметил один из современников,[4] работы позднего Тициана — это «хроматическая алхимия», последний всплеск творческой энергии, когда на закате жизни мастеру удалось понять, сколь призрачен и несбыточен миф о «золотом веке». Однако ему удалось сохранить в себе жгучее желание еще глубже проникнуть в духовный мир человека наедине с его трагической судьбой. Это становится особенно ощутимо, когда художнику по всем приметам было за девяносто. Впрочем, вопрос о возрасте Тициана все еще порождает споры и будет рассмотрен особо.