Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь

– Я не мог оставить их здесь.

Эйверин отстранилась. Посмотрела на морщинки вокруг лиловых глаз, на насмешливо приподнятые усы и вдруг удивленно вздохнула.

– Да, Крысенок. Да. – Мистер Дьяре потрепал девочку по макушке. – Хранитель – это я.

Эйверин отчего-то расхохоталась и обняла колдуна вновь.

– А я вас боялась! По-настоящему боялась! А это вы!

Мистер Дьяре присел так, чтобы его глаза были на уровне глаз Эйви, и тихо сказал:

– Крысенок, ты ничего не боишься. Поняла?

Эйверин быстро закивала:

– Мистер Дьяре, вы же теперь разберетесь с Полуночью? Она и отца моего заколдовала! Представляете? И где-то у нее моя мама. Но раз теперь Хранитель – это вы, то все будет хорошо. Я точно знаю!

Усы мистера Дьяре опустились, он распрямился.

– Чин ведь сказал, – Тюльпинс подошел ближе и устало вздохнул, – у Хранителя осталось мало сил. Я так понимаю, что ему с Полуночью уже не справиться.

Мистер Дьяре грустно улыбнулся:

– Он прав, Крысенок. В моих силах сейчас только увести подальше отсюда всех этих ребят.

– Мы, это, тоже решили уйти из Сорок Восьмого. – В беседу вклинился Рауфус. – Здесь нам все равно ждать нечего. И еды мало, и холодно так, что даже костры не спасают.

– А ты пойдешь с нами, Ведьма? – Гёйлам усадил Хайде на плечи. – Пойдем. Мы уже к тебе привыкли.

Эйви кинула беглый взгляд на Додо, который с надеждой смотрел на нее, а потом тихо спросила:

– Мистер Дьяре, а что с Полуночью? Кто теперь ей помешает?

– Она уедет в город Верхних через несколько недель. За это время она не должна навредить многим…

– Но к-к-кому-то она все-таки успеет навредить, – мрачно подытожил Тюльп. – П-пойдем, Эйвер. Нам еще объяснять ей, куда мы запропастились.

Эйверин замолчала, холодок зашевелился в ее груди. Что-то изменилось в Тюльпинсе. Если раньше его глаза казались просто бледными, то сейчас они были пустыми, остекленевшими. Словно глаза кукол, которыми заваливал ее дядя Чичу. Меж бровей и у уголков рта парня залегли крупные складки. Тюльп потух, и с этим нужно было что-то делать.

– Крысенок, я не могу тебя просить, но там твой отец. Ты можешь попытаться на него повлиять. Это единственное, что вы можете сделать.

– Стойте, ну пожалуйста, стойте! – Додо с отчаянием схватил Эйверин за руку. – Ну нельзя же так, правда?! Почему Эйви должна к ней возвращаться? Пусть она с нами идет, пожалуйста, мистер Дьяре!

– Додо, – колдун погладил мальчишку по макушке, – это ее выбор. Если она захочет уйти с нами прямо сейчас, она уйдет.

Додо обиженно насупился и исподлобья взглянул на Тюльпинса.

– Хоть бы сказал, что сам справишься! Чего ты молчишь, а?!

– Я? – Тюльп криво улыбнулся. – Я н-ни с чем сам не справлюсь. Мне н-н-нужна ее помощь.

Додо с вызовом шагнул вперед, готовясь броситься в бой. Но Чин подошел к мальчишке и опустил руку ему на плечо, призывая к порядку.

– Додо. – Эйверин подошла к мальчику и за руку потянула его в сторону, за груду камней, туда, где их никто не увидит. Ей было мучительно больно смотреть в его огромные глаза. Но она знала, что не простит себя, если поступит иначе.

– Пойдем, Эйви. – Губы Додо задрожали. – Пожалуйста.

– Как только все закончится, – Эйверин сглотнула, – я обязательно приеду в Шестой. Я обещаю. А пока… пока нельзя по-другому, понимаешь?

Эйви обняла Додо и зарылась носом в мокрые волосы. Удивительно, но от него все еще пахло цветами, землей, пахло самым прекрасным солнечным днем.

– А я буду тебя ждать, ладно? – Додо шмыгнул носом. – И помни, пожалуйста, что я просил тебя забыть, ну не забывать, а… В общем, что я тебя…

Эйверин так покраснела, что ей хотелось спрятать лицо. Она едва слышно пискнула:

– Я помню, Додо.

Эйви подумала, что надо бы сказать что-то подобное в ответ, но такого она не говорила даже маме с папой. Слишком это громкие слова, слишком сильные. Если их сказать, то все переменится.

Но Додо и так знал, Додо и так все чувствовал, а потому он тепло улыбнулся и прижал ладонь Эйверин к своей щеке.

– Мы еще точно встретимся, Эйви. Я чувствую. Вот… вот тут у меня горячо. – Мальчишка ткнул себя в грудь. – Поэтому даже не чувствую, а знаю.

Девочка кивнула, и они вернулись обратно к остальным. Прощание вышло довольно мокрым: мало того что все еще не обсохли после вынужденного купания в озере, так еще Хайде ревел навзрыд, чувствуя общее волнение. Даже огромный Рауфус пустил слезу. Все обнимали Эйверин, давали ей напутствия, просили посылать открытки. А Тюльпинс стоял в стороне, недвижимый и безучастный ко всему.

Когда Тюльп и Эйверин выбрались из прохода на морозный воздух, над Сорок Восьмым уже сгущались сумерки. Они спустились к стене, не говоря друг другу ни слова, и в такой же тишине прошли весь Нижний город.

Но когда перед ними распахнулись ворота и свет фонарей ударил в глаза, с неба с новой силой повалили невесомые снежинки. Одна, вторая, третья, а за ними – целый шквал пушистых хлопьев. Они плавно кружили вокруг Тюльпа и Эйви, обволакивая их, подобно теплому пледу. Эйверин остановилась. Она открыла рот, высунув язык, и закрыла глаза.

– Ты простудишься, – тихо сказал Тюльп.

Эйви схватила его за руку, подтащила к себе и скомандовала: