Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь

– Как думаешь, Чин, долго нам этой дурью заниматься, а? Бедняг с каждым днем все больше и больше. Не управимся вдвоем, – послышался голос от крыльца домишки с печной трубой на крыше.

Тюльпинс прошел чуть вперед и смог рассмотреть щуплого парнишку, который на весу резал широким ножом яблоко и задумчиво разглядывал свои ботинки.

– Не знаю, Зойди. – Голос, доносящийся из засохших кустов чуть поодаль, был куда более низким. – Но пока мы можем что-то делать, нужно делать, правда ведь? Он и сам их ищет, делает что может… Он на днях мне сказал, что скоро закончится все. Совсем немного потерпеть осталось. Немного.

– Да-а-а, чудной он. – Тот, кого назвали Зойди, отправил дольку сочного яблока в рот и принялся шумно им хрустеть.

От такой животрепещущей картины слюна заполнила рот Тюльпинса и едва не потекла по подбородку. Но когда славный малый Зойди достал из кармана еще и бутерброд с вяленым мясом, живот Тюльпа взвыл, моля о пощаде.

Зойди вскочил на ноги, крепко сжимая нож. Глаза его напряженно всматривались во тьму, но широкий рот ни на мгновение не переставал жевать мучившее Тюльпинса яблоко. Тюльп, решивший, что больше оставаться невидимым небезопасно, шагнул под свет фонаря. Зойди, не отрывая взгляда от ночного гостя, громко крикнул во тьму:

– Чин, а как думаешь, у наших бедняг могут быть обычные глаза?

– А почему ты спрашиваешь, Зойди?

– Ну, я вижу одного. В пижаме – видать, спал. Только плащ еще прихватил.

– Зойди, а он далеко? Ты как рассмотрел, что глаза его не зеленые? Я никого не вижу. – Второй голос прозвучал настороженно.

– Чин, так он стоит прямо предо мной, тебе его не рассмотреть. Ну, если ты только не научился спиной видеть.

Кусты зашевелились, из них выскользнула плечистая фигура и подошла к крыльцу. Второй незнакомец переводил ошалелый взгляд с Тюльпинса на своего соратника и обратно.

– Зойди, ты хочешь сказать, что все это время он стоял здесь?

– Конечно, Чин. Я с него глаз не спускал.

Плечистый мужчина удрученно покачал головой, почесал косматую бороду и наконец проговорил:

– Зойди, хочу тебе сказать, что ты не очень умный.

– П-простите, я не хотел вас беспок… – заговорил Тюльп, но его прервал вопль Зойди:

– Он разговаривает, Чин! Разговаривает!

– Я? Да. Конечно, разговариваю. – Тюльпинс смутился. Словно его пристыдили тем, что он способен говорить.

– Тогда иди отсюда и не мешайся!

– Зойди, нельзя его отпускать! Он нас видел! А вдруг он ее помощник, а? Что думаешь? Эй, парень, ты ее?.. Ну?

– К-к-кого? – только и смог выдавить из себя оторопевший господин.

– Ох, прости, парень, не знаю, что с тобой не так. – Широкоплечий мужчина двинулся к Тюльпу и навис над ним. – Но нам с тобой надо что-то сделать. Ты господин?

Тюльпинс неопределенно кивнул, уставившись в решительное грубое лицо. Откуда ему теперь знать, кем он стал? Денег нет, дома нет, близких нет. Он беден и одинок. Господа, конечно же, бывают одинокими, но бедными – никогда.

– Ну, Чин, давай! Сделай чего-нибудь!

– В общем, там, в Верхнем городе, разберешься, да? Ну, бывай, парень. Только скажешь кому про нас, так мы тебя найдем и…

Тюльпинс не дослушал, зачем его будут искать: болезненная тьма проглотила освещенную фонарями ночь. А все потому, что могучий кулак бородатого Чина немного опередил окончание его грозной речи и обрушился на голову несчастного господина.

Звенящий хохот разорвал темную дымку, окутавшую сознание Тюльпа. Он медленно поводил во рту разбухшим языком, пытаясь понять, почему он вновь чувствует горчащий привкус сон-травы. Голова парня звенела, один глаз вздумал не открыться. Молодой господин, болезненно морщась, ощупал лоб, темя, опухшее веко и пришел к удивительному выводу, что его поколотили. Впервые в жизни поколотили, если, конечно, не считать короткую стычку с Бэрри и агрессивных рыб в далекой деревне.

Тюльпинс припомнил улыбку Кая, долгие истории Сатрана, запах скошенной травы, и ему невыносимо сильно захотелось оказаться рядом с ними. Ему даже на мгновение подумалось, что он сможет стать рабочим человеком, жить ради самой жизни, не гнаться за богатствами, положением в обществе…

– Эй, комиссар! Оклемался!

Внезапный окрик привел Тюльпинса в себя, и он удивленно осмотрелся: серая комната, серый стол, окна, замазанные серой краской, усатые парни в серой форме… Да ведь он в Сером корпусе! Серый цвет как смешение белого цвета истины и черного цвета наказаний всегда был цветом правосудия. Его носили гордо, им щеголяли, его откровенно боялись.

Тюльпинс потряс руками, закованными в толстые железные кольца, и вскричал:

– Это чудовищная ошибка! П-п-позовите комиссара, мне необходимо с ним объясниться!

– Я тут, я тут, голубчик! – Комиссар Мэтр вальяжно подошел к решетке и отпер ее. Он помог Тюльпу подняться с лавки, все время брезгливо морщась, и проводил к столу, у которого сидели широко улыбающиеся помощники.

– Итак, это вы обнаружили господина Тюльпинса? – Комиссар улыбнулся в пышные усы. – Похвально, похвально… Где, говорите, он был?

Помощники переглянулись, словно прикидывая, какая из версий окажется убедительнее, и наконец один из них заговорил: