Тюрки. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии

Из слов Махмуда Кашгарского не ясно, знал ли он произведение Юсуфа Баласагунского, написанное всего за два года до того, как он приступил к своему собственному лингвистическому труду, в котором он, по его собственным словам, не имел предшественников. Мартин Хартманн[99] видел разницу между Юсуфом Баласагунским и Махмудом Кашгарским в том, что первый примыкал к придворным кругам, второй — к традициям народной поэзии. Едва ли это мнение справедливо. Мы видели, что среди стихов, приведенных Махмудом Кашгарским, есть образцы придворной поэзии; с другой стороны, Юсуф Баласагунский пользовался для своих дидактических целей и народной мудростью. В «Кутадгу билик» есть отдельные места, в которых выражаются теми же словами те же мысли, что и в образцах народной мудрости, приведенных в книге Махмуда Кашгарского.

Что «Кутадгу билик», несмотря на небольшое число известных до сих пор рукописей, пользовалась в свое время популярностью, видно из того, что в Сарайчике, близ устья Яика, был найден глиняный сосуд с надписью, содержавшей стихи из «Кутадгу билик». Кроме того, в Турции было найдено и издано несколько более позднее произведение в том же роде, которое Ахмад ибн Мухаммед Югнека написал на «кашгарском языке» для какого-то эмира Дад Испехсалар-бека; оно содержит такие же сухие нравоучения и наставления, без какой-либо связи с событиями действительной жизни. Открытие этого произведения показало, что «Кутадгу билик» не стоит совершенно одиноко и что в тюркской литературе был «кашгарский период», имевший, по-видимому, очень мало влияния на ее последующую судьбу.

В то время следы прежней близости тюрок к китайской культуре сохранялись не только в ханском титуле. Сочинение Махмуда Кашгарского показало, что существовало китайское название должности «таянгу», соответствовавшей арабскому «хаджиб», причем слово таянгу производилось из тюркского теенмек —

«доверять», «полагаться». Сохранялось также известное из орхонских надписей слово кунчуй в смысле «госпожа», причем слово хату

тогда обозначало более высокое положение женщин, чем слово кунчуй.

Из многочисленных слов для обозначения предметов материальной культуры, приведенных у Махмуда Кашгарского, обращает на себя внимание слово, обозначающее «кусок шелка, который человек носил у себя за пазухой, чтобы очищать им свой нос». Известно, что в древности и в Средние века носовые платки не употреблялись ни в античной Греции, ни в мусульманском мире; в Западной Европе они вошли в употребление только в XV веке, после ознакомления европейцев с дальневосточной культурой, где они, как в Китае так и в Японии, употреблялись издавна; под влиянием Китая, мы встречаем их и в Монголии. Существование носовых платков у тюрок в XI веке, вероятно, также должно быть признано одним из остатков влияния дальневосточной культуры, впоследствии утраченных.

Следующим после Кашгара центром мусульманской тюркской литературы сделалась местность по нижнему течению Сырдарьи вместе с Хорезмом. К вопросу о значении в истории тюрок этой местности я перейду в следующей лекции.

Лекция VIII