Тюрьма мертвых

– Да вообще трындец, валюсь без ног! – Сказано это было не столько с сарказмом, сколько с наездом, будто я обвинял его, что он снял трубку с утра.

– Ты давай поспокойней! Я тут вообще-то за двоих работал сегодня, все заготовки твои нашинковал, так что… – Он гордо потряс указательным пальцем в воздухе, шутливо указывая на собственную значимость.

Я немного пообмяк; все же это не его вина, проклятая тюрьма, будь она неладна.

За ужином Вадик рассказал мне, как он попросил охранника помочь, а тот легко согласился и, кряхтя, подавал Вадику заготовки. Я улыбался, делая вид, что верю этим бредням. Признаюсь, он меня реально забавлял, и несмотря на то, что дела не улучшались, сегодня я был даже немного рад, что у меня есть компания за едой.

Очередная бессонная ночь снова заставила меня долго размышлять. Все больше ко мне приходило осознание того, что совсем недавно я был мертв, реально мертв, хоть иногда мне и казалось, что, возможно, все это было лишь плодом моего искалеченного воображения. Тогда я доставал тюбик с остатками мази и пялился на него, вспоминая слова Зама, встречающего меня с того света.

От Вадика теперь было не отделаться, он клещом засел у меня на шее и не отходил ни на шаг, проявляя назойливую инициативу, постоянно помогая и наблюдая за моей работой.

Я пару раз вскрикивал на него без каких-либо причин, но, не в силах оправдать эти порывы, извинялся. Отрываться на нем удавалось в моменты, когда мне в руки попадались кривые заготовки, а это случалось довольно часто. Но со временем я перестал ругаться и из-за них, потому что смысла в этом не было.

План с некачественной работой и преждевременным увольнением терпел очевидный крах, руки опускались, а время двигалось медленнее, чем очередь в аптеке в социальный день.

Время от времени, когда меня никто не видел, я доставал из заднего кармана блокнот Зама, который стал моим трофеем, и листал его. Слова и цифры, бесконечное множество слов и цифр, иногда глаз цеплялся за надписи, которые я видел где-то еще, помимо блокнота: на стенах в том или ином крыле, которые мы проезжали, в технических помещениях и так далее.

С каждым днем дела шли все хуже. Еда становилась примитивнее и безвкуснее; помимо основной работы меня то и дело дергали по разным мелким поручениям, а Вадик хоть и работал лучше, чем в первый день, но качество этой работы оставляло желать лучшего. Я постоянно смотрел в сторону тоннеля, особенно перед сном, так как моя камера была ближе всего к нему.

Когда настал выходной, Вадик исчез с самого утра. Его забрал охранник, приехавший ни свет ни заря, и я остался в полном одиночестве, ненавидя все вокруг за то, что не могу вырваться хотя бы на пару часов из этой темницы.

Кажется, сегодня все отдыхали, включая охрану, так как даже в очередной раз зазвонивший телефон в итоге замолк, не дождавшись, пока кто-нибудь снимет трубку.

Я отправился на завтрак сам и обнаружил, что столовая совершенно пуста, лишь голос диктора сообщал прогноз погоды. Я взял поднос и упал на насиженное мной место.

Диктор закончил свои поэтичные разглагольствования про освежающие дожди в столице и уже менее образно пошел по остальным регионам: тут и там облачно, легкие осадки, ветер со скоростью бла-бла-бла, давление ртутного столба и т. д.

– Вот такая погода выдалась на середину ноября, – закончил он прогноз.

Я не сразу обратил внимание на эти слова, продолжая жевать недоваренную перловку, но тут вдруг слова достигли нужной части мозга, и я почувствовал, как где-то в области груди перехватило дыхание.

– Как это – середина ноября? – произнес я вслух и вскочил с места, сам не зная зачем, словно собрался бежать.

По моим подсчетам, сейчас был август, самое его начало, но никак не ноябрь и уж точно не его середина.

«Может, я что-то не так услышал, может, речь шла не о сегодня?»

Я начал вслушиваться в радиоэфир, но там уже играло что-то из танцевального репертуара молодости моей мамы.

Одномоментно наплевав на запрет звонков, а заодно и на поднос с недоеденной перловкой, я помчался в сторону таксофона, висящего у входа в столовую. Пальцы судорожно вдавливали квадратные клавиши, составляющие код для связи с городом, а затем и номер Алины. Но когда оставалось всего несколько цифр, я положил трубку.

«Они только этого и ждут».

Тогда я набрал внутренний номер инженера. Спустя несколько гудков за помехами раздался знакомый голос:

– Слушаю.

– Это Олег, сварщик, мне нужно с вами срочно поговорить!

– Олег? Вам же запретили пользоваться телефоном.

– Я звоню вам, а не в город! – ответил я, задыхаясь от собственной злобы. – Если мне нужно с вами связаться, как еще я должен это сделать?!

– Хорошо, хорошо, вы правы. – Голос его приобрел слегка извиняющуюся интонацию. – Так что вы хотели?

– Я хотел спросить, сколько здесь нахожусь с момента подписания нового договора?

– Секунду, – ответил инженер, и в трубке зашуршали бумажки.

– Так-с-с… С момента подписания прошло четырнадцать дней.

– Тогда почему по радио говорят, что сейчас середина ноября?