Тьма

Я киваю, поражаясь, что она знает, какой кофе я пью. Кажется, я постоянно недооцениваю эту женщину.

– Почему здесь? – киваю я на полки, заполненные триллерами в мягких обложках и старыми выпусками «Нового ученого» и «Нэшнл джеографик». – Что не так с твоим офисом или моей комнатой?

Сандрин едва заметно небрежно пожимает плечами, как получается только у французов.

– Я подумала, будет лучше встретиться на нейтральной территории.

Или, может быть, она опасается, что нас подслушают. Сюда вряд ли кто-то заглядывает, кроме Сони.

Я делаю глоток кофе, решая отдать главенство Сандрин и позволить ей перейти к тому, зачем она меня сюда привела. Зная, что она перейдет прямо к сути, ведь эта женщина не любит пустой болтовни.

– Я думаю, нам нужно зарыть… – она замолкает, подбирая нужное слово.

– Топор? – подсказываю я.

– Да, помириться.

– Ладно, – говорю я осторожно, растерянная этой неожиданной переменой. – И что для этого нужно?

– Я разрешу тебе вернуться к своим обязанностям, а ты согласишься оставить эту ситуацию мне.

Я задумываюсь.

– Какую именно ситуацию?

Сандрин вздыхает:

– Ту, которую ты расследовала. С моей стороны, я готова согласиться, что все вышло из-под контроля. Ты доктор станции, Кейт. Каро беременна, и ей нужен регулярный уход, так что нам с тобой нужно заключить какое-то перемирие.

Перемирие. Интересный подбор слов. Она признает, что может быть не права? Я сомневаюсь, но позволяю ей продолжить.

– Ты взяла те пропавшие таблетки? – Сандрин смотрит мне прямо в глаза.

– Некоторые из них, – признаю я. Нет смысла больше врать.

Что-то в ее лице расслабляется.

– Спасибо за честность. Можешь рассказать почему?

Я вдыхаю, медленно выдыхаю.

– Потому что я… потому что у меня есть проблема. С таблетками. После несчастного случая.

– После аварии?

Я киваю.

– Это очень сложно, – осторожно говорит она, – когда что-то так ударяет тебя из ниоткуда. Это может быть сокрушительно.

Начальница станции поворачивается, откашливается.

– Я любила его, Кейт. Я любила Жан-Люка, но не могла открыто скорбеть по нему. Единственный способ, как я могла справиться, это продолжать дальше.

Она закрывает глаза на несколько секунд, пытаясь обуздать эмоции.

– Я осознаю, что справлялась со своими чувствами не лучшим способом. Было тяжело видеть, как его заменили, что жизнь идет своим чередом без него. Правда, очень тяжело.

Значит, ее антипатия ко мне не была полностью личной, понимаю я. Презрение к его замене было ее способом скорби по любимому. Я снова думаю о вещах Жан-Люка в том шкафчике – возможно, Сандрин попросту не хотела с ними расставаться. Мне хочется спросить ее о них, о письме, но сейчас я не хочу ставить под угрозу эту неожиданную détente[24] между нами.

– Жан-Люку ты бы понравилась. – Начальница станции делает глубокий вдох и смотрит мне в лицо. – Вы оба очень непреклонные.

– Непреклонные? Я сочту это за комплимент.

– Это одна из причин, почему мы ругались. У нас случилась серьезная ссора примерно за день до его смерти, о чем я теперь горько сожалею.

– Насчет образцов ДНК?

– Как ты об этом узнала? – Лицо Сандрин напрягается.

– Я посмотрела его видеодневник, – признаюсь я. Сказал «а»… Я готовлюсь к негодующей лекции, но этого не случается.

– Значит, ты знаешь, чего от меня хотел Жан-Люк?

– Не совсем, – уклоняюсь я. – Только что он попросил тебя перепроверить какие-то образцы ДНК.

Сандрин вздыхает. Я вижу, как она взвешивает, сколько мне рассказывать.

– Как ты знаешь, у АСН они есть в каждом файле зимовщиков. Жан-Люк хотел сравнить их со взятыми у Наоми Перез, женщины, погибшей в Мак-Мердо. Или, если точнее, у ее плода.

– Ее плода? – я потрясенно таращусь на нее. – Она была беременна?

– Да. Он хотел узнать, совпадет ли образец с кем-то с базы.

– Ты имеешь в виду, что кто-то здесь может быть отцом? – хмурюсь я.

Сандрин кивает:

– Я отказалась. Я знала, что АСН не будет связываться с Антарктической программой США и запрашивать эти образцы без веской причины, но мне показалось, что у Жан-Люка таковой не было. Или она была недостаточна, во всяком случае. Кроме того, что бы это доказало, если бы выяснилось, что кто-то здесь отец того ребенка? Точно не убийство.

– Он все-таки подозревал, что кто-то на станции связан с ее смертью, – подтверждаю я. – Почему он так думал?

– Он мне не рассказывал, – снова пожимает плечами. – Дело в конфиденциальности данных пациента, видимо. Я отчасти из-за этого отказала. АСН потребовались бы серьезные доводы для подобного расследования, и Жан-Люк не мог их предоставить. Просто предчувствие, говорил он.

Просто предчувствие. То есть у Жан-Люка не было доказательств. И все же я по опыту знаю, как сильно доктора полагаются на предчувствие, особенно в диагнозах. Ты учишься доверять инстинктам, когда, может быть, нужно копнуть глубже.

– Так что ты собираешься делать? – спрашиваю я. – С этой ситуацией с Жан-Люком и Алексом.

Сандрин потирает висок. Под аккуратным макияжем она выглядит изможденной.

– Я не уверена. Мой главный приоритет – просто помочь нам безопасно пережить эту зиму.