Тьма, – и больше ничего

– Боль была неописуемая. Я думала, умру. Крови натекло много. Целая лужа. Мать отвела меня к врачу. Она велела наврать ему, будто я выбила глаз, потому что бегала по дому в носках, поскользнулась на линолеуме и ударилась об угол кухонного стола. Она предупредила, что врач захочет поговорить со мной наедине, и сказала, что на меня рассчитывает. «Да, он сотворил с тобой ужасную вещь, – сказала она, – но если люди узнают, то обвинят во всем меня. Пожалуйста, детка, сделай, как я говорю, а я постараюсь, чтобы с тобой больше не случилось ничего плохого». Я послушалась.

– И это произошло снова?

– Еще три или четыре раза. И я не шевелилась, потому что не хотела рисковать оставшимся глазом. Так мы с этим покончили?

Тесс потянулась обнять ее, но Бетси отшатнулась, как вампир от распятия.

– Не надо.

– Но…

– Знаю, знаю, солидарность, сестринская поддержка и бла-бла-бла. Просто не люблю обниматься. Ну так что, мы обо всем договорились?

– Договорились.

– Тогда идите. И я бы на вашем месте на обратном пути выкинула револьвер в реку. Вы сожгли признание?

– Да, конечно.

Бетси кивнула.

– А я сотру сообщение на автоответчике.

Тесс пошла прочь. По дороге она обернулась. Бетси Нил по-прежнему сидела на скамейке. Стеклянный глаз она вставила на место.

48

Сев в машину, Тесс решила стереть из навигатора последние несколько поездок. Она нажала на кнопку, зажегся экран.

– Привет, Тесс, – сказал Том. – Похоже, мы собираемся в путешествие.

Тесс все удалила и выключила навигатор. Никакого путешествия; она просто едет домой. И сама найдет дорогу.

На выгодных условиях[40]

Стритер заметил вывеску лишь потому, что ему срочно понадобилось затормозить и проблеваться. В последнее время он блевал постоянно; приступы накатывали почти без предвещающих симптомов – порой слегка мутило, порой появлялся металлический привкус во рту, но чаще все происходило внезапно: просто буэ-э, и вот-те здрасте. В связи с этим любая поездка превращалась в рискованное предприятие, но Стритер все равно много времени проводил за рулем – к концу осени он вряд ли будет способен водить машину. Кроме того, ему о многом нужно было подумать, а за рулем думалось лучше всего.

Стритер ехал по продолжению Харрис-авеню, широкому проезду, проходящему вдоль аэропорта и примыкающих к нему строений – в основном складов и мотелей. Днем здесь было весьма оживленно – дорога обслуживала аэропорт и соединяла западную и восточную окраину Дерри, зато по вечерам – ни души. Стритер притормозил на велосипедной дорожке, выхватил из кучи на пассажирском сиденье пластиковый гигиенический пакет, прижал его к лицу, и его вывернуло. Ужин пулей высвистал наружу: можно сказать, узри второе пришествие. Точнее, чтобы узреть, надо открыть глаза, но Стритер не стал – зачем? Кто видел полный пакет блевотины, второй раз смотреть не захочет.

Когда приступы рвоты только начались, было не больно. Доктор Хендерсон предупредил, что так будет не всегда, и оказался прав. В последнюю неделю боли появились. Пока еще не мучительные: словно удар молнии из кишок в глотку, как при изжоге. Раз – и прошло. Доктор сказал, дальше будет хуже.

Открыв бардачок, Стритер вытащил клипсу для хлебных пакетов и надежно затянул ею упаковочку с ужином, пока вся машина не провоняла. К счастью, неподалеку он заметил урну с нарисованной веселой вислоухой псиной и выведенной по трафарету надписью: «ПЕС ИЗ ДЕРРИ ГОВОРИТ: «ЗА СОБОЮ УБЕРИ!»

Стритер вышел из машины, доковылял до песьей урны и избавился от извержений своего разваливающегося организма. Летнее солнце склонилось над плоской (на данный момент опустевшей) территорией аэропорта. К пяткам Стритера прилепилась длинная, несуразно тощая тень; она как будто месяца на четыре опередила его тело, и ее уже полностью сожрал рак, который вскоре покончит и с ним самим.

Повернувшись к машине, Стритер увидел на другой стороне дороги вывеску. Сперва – видимо, глаза все еще слезились – он прочел: «МОДНАЯ ПРИЧЕСКА». Сморгнув, вгляделся: «ВЫГОДНАЯ ОТСРОЧКА». И ниже, мелкими буквами: «разумная цена».

Выгодная отсрочка, разумная цена. Звучит неплохо.