Тьма сгущается перед рассветом

Когда он вновь проснулся, было совсем темно и дождь прекратился. Поезд стоял. Илья побежал к платформе, где находился электрик. Тихо приоткрыв дверцу машины, он достал банку и с наслаждением большими глотками стал пить вкусную холодную воду. Электрик храпел вовсю. Вдали, на стрелках, мелькали огоньки фонарей. Красные, зеленые, белые — они как бы перемигивались друг с другом. Возвращаясь к своей платформе, Илья заметил огонек папиросы в одной из кабин. Илиеску не спал. Пристроившись на краю сидения и опустив ноги на подножку кабины, он курил. Когда Томов взобрался на платформу, Илиеску спросил:

— Куда это вы так помчались?

— Брынза, будь она неладна… Где это мы сейчас?

— Должно быть, Салигни. Темно — не разберешь.

— А где это?

— На полпути между Меджедией и Черна-Вода…

— Ого! Неужели мы столько отмахали? — весело проговорил Илья.

С моря куда-то в глубь страны спешили густые, перегонявшие друг друга облака. Иногда на мгновение показывалась луна. Тишину нарушало лишь кваканье лягушек. Томову показалось, что Илиеску тоже вслушивается в их перекличку.

— Как их только едят французы?

— Кого?

— Да лягушек.

— Разве их едят?

— Как же!

— К чему только человек не привыкает! — произнес Илиеску; казалось, он не Томову отвечает, а своим мыслям.

— А прохладно… Или оттого, что море недалеко? — сказал Томов, застегивая куртку.

— И море близко, и осень не за горами, — неохотно ответил Илиеску.

Но у Томова было хорошее настроение, ему хотелось поговорить.

— Да, время летит. Только недавно был первый жаркий день, а вот уже сентябрь… У нас в Бессарабии уборка урожая закончена, скоро вино будет новое и пойдут свадьбы! А потом, как малость похолодает, режут баранов. Мясо долго, долго варят, и кладут в котел много красного перца, турецкого, а затем остужают… Получается вроде зельца. Каварма называется — объедение! Возьмешь в рот — все горит… Ее любят у нас особенно болгары и гагаузы. Каварму запивают кислым вином — хорошая штука!.. А позже, поближе к рождеству, господа начинают колоть кабанов. Люблю свиное ухо, хотя только раз в жизни пробовал! — Илья осекся и покраснел. «Что это я разболтался? — подумал он. — Ему это, наверное, вовсе не интересно».

В темноте вспыхнул огонек сигареты.

— Теперь я вижу, что вы любитель поесть, — улыбнулся Илиеску. — Как это говорится: «Кто в бога верит, а я в пищу!»…

— Да, — сознался Илья. — Люблю поесть! Но вот, черт побери, не приходится баловаться…

На соседний путь прибыл встречный, тоже товарный, поезд.

— Это мы из-за него, наверное, стояли, — заметил Илиеску. — Если не пойдет какой-нибудь пассажирский — нас могут пустить.

Когда состав остановился, из какого-то вагона, совсем рядом, донесся приятный мальчишеский голос:

Днем и ночью в лифте я сижу.Вниз и вверх я лечу…

Томов сказал:

— Неплохо поет. Наверное, лифтером работал…

— Возможно. Народ у нас музыкальный — все любят петь. Но поют больше всего грустные песни. Тяжело живется…

Раздался продолжительный свисток. Паровоз сильно рванул, и, будто кто-то ударил по клавишам рояля, с головы до хвоста состава пронесся перезвон буферных тарелок. Где-то вдали откликнулось эхо. Поскрипывая, состав медленно тронулся.

У невзрачного вокзального домишки, с фонарем в руке провожая поезд, стоял дежурный…

На слабо освещенном перроне Илья заметил вывеску.

— Вы были правы, господин Захария. Мы стояли на станции Салигни.

VIII

Наконец-то Лулу Митреску убедился, что бывший легионер Гылэ и дочь полицейского комиссара вошли в кинотеатр «Скала». Довольный, он тут же побежал за угол, где за рулем легковой автомашины в надвинутой на лоб широкополой шляпе сидел член «Тайного совета» Думитреску. Лулу влез в машину, устроился на заднем сидении и шепотом доложил:

— Аллес ин орднунг![46] Вошли в кино…

Думитреску поднял воротник макинтоша, кивнул головой.

Лулу прикоснулся двумя пальцами к полям шляпы. Спешить было некуда, и он достал пачку сигарет. Ему хотелось поговорить с Думитреску. Немало легионеров, наверное, отдали бы жизнь, чтобы только посмотреть на знаменитого Думитреску, прославившегося убийством премьер-министра Дука. А Лулу сидит с ним в одной машине!

Думитреску молчал. Но как только сзади вспыхнула спичка, он сказал сквозь зубы:

— Картина может девице не понравиться, и они выйдут раньше, чем закончится сеанс… Об этом ты не подумал?

Лулу не стал возражать, покорно вылез из машины и пошел к выходу из кинотеатра.