Тьма века сего

Косса шевельнул бровью, явно отметив, что ректор академии святого Макария не поименовал его Святейшеством и не сделал попытки приблизиться для должного приветствия. Помедлив, он еле заметно шевельнул рукой, велев сопровождающему остаться на месте, и неторопливо, словно обдумывая каждый шаг, приблизился. С Бруно оберегатель папской безопасности перекинулся свирепым взглядом единственного глаза, всем своим видом дав понять, что никакие чины и должности не помешают ему эту безопасность обеспечить. Гуиндаччо Буанакорса, тоже бывший пират, друг и соратник Коссы, если верить донесениям — способен голыми руками оторвать голову быку. Благодарен бывшему капитану за все свалившиеся на него блага, искренне им восхищается и предан, как собака…

— Без охраны? — уточнил Косса почти по-свойски, остановившись в шаге напротив и с показной внимательностью оглядевшись. — Опрометчиво.

— Если Господь решит, что мое время пришло, она не спасет. Впрочем, соглашусь, что времена нынче неспокойные.

— Хорошо, что окрестности этого славного города заняты огромной армией герцога Баварского, и мы можем чувствовать себя в безопасности под столь надежной охраной от всех внешних врагов и внутренних распрей.

— Этот Собор — судьбоносный, — ровно заметил Бруно. — Впервые за долгое время столь многие собрались вместе, и не все из собравшихся блюдут христианские заповеди о незлобии и мирские — о чести. Как бы ни осознавали все, что это хрупкое перемирие надлежит лелеять и поддерживать, а натура человеческая греховна и легко поддается искушениям.

Косса молча кивнул, всем лицом изобразив согласие с сей печальной истиной, и подчеркнуто обыденно поинтересовался:

— Герцог Баварский покинул свое войско и прибыл в Констанц, или мне показалось?

— Этот Собор — судьбоносный, — повторил Бруно, отмерив дипломатичную улыбку. — И не все решается в зале заседаний, многие вопросы обсуждаются в тиши садов и домашних стен. Принц Фридрих интересует многих, у многих к нему вопросы и просьбы… И он интересуется многими.

— Я так и подумал, увидев его позавчера в этом саду с архиепископом Майнца.

— Примите искреннее восхищение вашими познаниями в немецком языке, — ответил Бруно благожелательно. — Конгрегация, Император и я лично ценим столь серьезную готовность к полноценному диалогу со стороны Вашего Святейшества. Полагаю, оценил это и архиепископ, беседуя с вами вчерашним вечером в своей резиденции.

— Ох, — показательно устало вздохнул Косса; оглянувшись на стоящего в отдалении охранителя, окинул взглядом сад, убеждаясь, что поблизости не прогуливаются другие жаждущие общения члены Собора, и усмехнулся, сбросив дипломатично-сдержанный тон, точно тяжелый плащ: — Ну и как тебе такая карьера, ректор? Не давит?

Бруно помедлил, на миг снова подняв взгляд к небу, ярко-синему и жгущему, и, наконец, ответил, неспешно двинувшись по садовой тропинке вперед:

— Пока не жалуюсь. Но должен признать, что привыкать пришлось долго; не люблю все эти околичности, заговоры и хитросплетения, мне и по сию пору как-то привычней решать дела прямо и просто.

— Полевой опыт сказывается, — понимающе кивнул блюститель папского престола. — Тяжело перестраиваться, и сколько бы лет ни прошло, а всё ж привычные методы ближе. Откровенно говоря, сам не помню, сколько раз приходила в голову мысль — сколько ж проблем было бы можно решить старой доброй сталью… Но нет. Нельзя, черт подери эти условности. Надо кому-то улыбаться, с кем-то спорить, кого-то убеждать, запугивать…

— Запугивание-то должно быть делом привычным, нет? — усмехнулся Бруно, и тот хмыкнул в ответ:

— Да, это единственная отдушина, пожалуй. Тут мое житие играет мне на руку. Такая репутация, как оказалось, в работе с курией штука полезная временами. Ты бы знал, что за сброд прорывается на вершину этого святого Олимпа… И полбеды, что сброд бесчестный и ушлый, сам таков, так ведь еще и большинство тупы, как бараны. Некоторые настолько тупы, что даже не видят, когда пора испугаться. Мир их праху… Я чего-то не вижу, или твоего приятеля и впрямь нет в Констанце? Я был уверен, что лучший инквизитор Империи будет здесь, станет гулять по улицам, заходить на заседания и стращать непокорных своим видом. Где же наша легенда?

— Работает, — пожал плечами Бруно. — Наши служебные пути давно разошлись, и должен сказать, что в этом я частенько ему завидую. Курт-то по-прежнему решает дела прямо и просто. Впрочем, тебе-то это наверняка известно лучше многих.

— Не скрою, за работой майстера Гессе слежу давно и с интересом. Вы как, приняли к сведению версию Каспара? Считаете свое чадо провозвестником эпохи человеческого разума?

— Думаешь, в этой версии что-то есть? — скептически уточнил Бруно. — Как по мне, так это лишь одна из бредовых идей этого язычника. У них, знаешь, все на свете — символ, знамение, примета, эпохальное событие…

— У вас-то тем паче, — мягко заметил Косса.

Понтифик явно ждал реакции на это «у вас», и смотрящий под ноги майстер ректор всей кожей чувствовал на себе пристальный взгляд темных глаз.