Тьма века сего

Впрочем, если верить майстеру Гессе, вышколенностью своей армии он мог бы гордиться: эта самая суета улеглась в считанные минуты. На место убитых часовых выставили новых, лагерь проверили на предмет затаившихся диверсантов, тела убийц собрали и стащили на свободный пятачок неподалеку от шатра конгрегатов, предоставив Инквизиции заниматься своим делом, и жизнь лагеря потекла дальше, как ни в чем не бывало. Привычную рутину нарушали лишь ежечасно обновляемые слухи о самочувствии свежеизбранного Императора да бурная радость при его появлении в лагере на своих двоих и в своем уме.

Висконти, очнувшись от нанесенного ему удара без особых последствий, по словам Мартина, ходил чернее тучи — он никогда и не мнил себя мастером клинка, каким был его предшественник, однако столь ощутимое подтверждение этого факта ввергло итальянца в явное уныние. Впрочем, возможность заняться тем, что у него выходило куда лучше, довольно скоро привела главу Совета в более воодушевленное расположение духа.

Тела убийц по его распоряжению сожгли — предварительно обыскав и в буквальном смысле раздев догола. Compunctiones[176], клейма или иные знаки ни на одном из восьми тел не обнаружились, однако неприглядное темное тряпьё, которое при внимательном рассмотрении оказалось одинаковым образом хитро скроенной одеждой, и закрывающие лицо гугели с прорезями для глаз ясно указывали на тот (и без того ясный, строго говоря) факт, что внезапные гости не были случайным сбродом.

Но главное, на что Висконти накинулся, как голодный коршун на добычу, были схожие, точно копии, совершенно одинаковые амулеты — грубовато обработанные гематиты в простых веревочных закрепках на таком же простом шнурке. Амулеты обследовали все три имеющихся в лагере expertus’а и отдельно — Альта; все в один голос подтвердили, что в руки им попали не простые побрякушки. Минуту помявшись, Висконти счел допустимым и даже необходимым сообщить о находке всем — и простые солдаты, и хауптманны пребывали в смятенных чувствах от того, с какой легкостью убийцы миновали все патрули и часовых и прошли вплоть до внутреннего кольца охраны, где и обнаружены-то были по чистой случайности — благодаря почуявшему неладное конгрегатскому expertus’у.

Какой бы то ни было силы, однако, в камнях уже не осталось, ощущались лишь ее слабые отголоски — то ли сила амулетов была связана напрямую с силой создавшего их малефика, коего стараниями Альты не стало в живых, то ли вышло время, в течение которого, по замыслу создателя, они должны были действовать, то ли их жизнь была увязана с жизнью их носителей… Как бы там ни было, Висконти со вздохом собрал амулеты в связку, навестил кузнеца в хозяйственной части лагеря и отправил усердно раздробленный гематит в огонь вместе с телами убийц.

Хагнер все это время не находил себе места и напоминал буквально волка в клетке — в огромной клетке размером с военный лагерь. И едва ли не первое, чем поприветствовал очнувшегося Фридриха Висконти, было «Ваше Величество, надо составить приказ для стражи Карлштейна». Получив оный и убедившись, что новоизбранный Император не намеревается преставиться тотчас или in potentia, кардинал распрощался — непривычно тепло и невероятно душевно для него — и отбыл в Констанц.

Вернуться Хагнер, умчавшийся в Прагу уже через полчаса, должен был, по всем расчетам, в ближайшие день-два, и Его Величество спешно восстанавливал силы всеми способами, что имелись в распоряжении его лекарей и самого главного эскулапа, вот уж которую ночь дежурящего у его постели.

Глава 38

— Я в порядке.

Курт отступил на шаг назад, окинул Мартина нарочито внимательным взглядом с ног до головы и так же демонстративно серьезно кивнул:

— Да, я вижу.

Тот широко улыбнулся, распрямился и болезненно зашипел, схватившись ладонью за бедро и едва не сверзившись на пол с низкого табурета.

— Раниться и правда по-прежнему больно, — хмыкнул он недовольно. — Это, пожалуй, моя единственная проблема. А в остальном я в порядке. Вот уже и кровотечение остановилось, еще немного — и буду на ногах.

— Хочу напомнить о том очевидном факте, — мягко заметил Курт, — что отсеченную ногу или руку, или выбитый глаз ты заново не вырастишь. Не говоря уж о том, что, как верно заметила Альта, против отрубленной головы не устоит никакой организм, будь он хоть трижды нечеловеческим.

— Я осторожен, — еще шире улыбнулся Мартин.