Не было сильных, опасных, серьезных противников. Выводов из этого могло быть два: либо нашедшие прибежище на австрийских землях скверные персоны вовсе не намеревались платить за гостеприимство и отстаивать свою берлогу, либо основные силы ожидают имперскую армию там, впереди, и будут обрушены на нее всей массой — на потрепанную боями, на вымотанную многонедельными маршами и уже заметно ослабленную. Впрочем, сам Курт придерживался срединной позиции — в том, что большинство приютившихся в Австрии малефиков попросту забились по щелям, ожидая итогов войны, а то и вовсе сбежали, он ни на миг не сомневался, как и в том, что остались и приняли бой в составе герцогских войск только самые бесшабашные, идейные или обозленные из них. Новачек его мнение в целом разделял и готовил своих подопечных ко всему, включая чуть ли не рукопашную потасовку со всадниками Апокалипсиса.
У Фридриха была третья версия — довеском, и она обнадеживала еще меньше.
Вопросом, почему вассалы Австрийца все эти годы терпят его правление, а теперь и ведут свои армии навстречу врагу и весьма вероятной смерти, не задавался только ленивый. Само собою, и Совет, и семейство фон Люксембургов были далеки от того, чтобы почитать образцовыми верующими всех объявляющих себя таковыми, однако ж для поддержки правителя с такими замашками или хотя бы для молчаливого попустительства надо быть не просто небрежным христианином, для этого требовалось что-то большее. И это большее было.
Разумеется, об этом сообщали немногочисленные выжившие шпионы и агенты, и Фридрих, разумеется, эти сведения учитывал при планировании вторжения. Разумеется, введенный некогда в баварской армии принцип, распространенный теперь на все имперское войско, был озвучен снова — громко, четко, недвусмысленно, так, чтобы услышали и не говорили, что не слышали. Никакого грабежа, никаких «законных трех дней» при взятии городов и крепостей, никакого мародерства, обращение с местными — исключительно учтивое, ровное, сдержанное, вне зависимости от происхождения и положения. Райхсвер пришел не захватывать чужие земли, а возвращать свои, и не грабить, а карать ересь. Традиционные рыцарские набеги в гущу боя за богатыми пленниками начали пресекаться еще при Грюнфельде, и сейчас, перед выступлением в Австрию, был четко озвучен прямой запрет на подобные выходки: все захваченные пленные должны вручаться воле Императора, содержание оных при себе запрещено, переговоры о выкупе с кем бы то ни было — незаконны и почитаются изменой.
Все это, и без того вдолбленное в солдатские и рыцарские головы, было повторено не единожды в том числе потому, что именно сейчас неукоснительное соблюдение сих правил имело первостепенное значение, ибо противником был не один правитель с кучкой приближенных или горстью знати. Сейчас противником была почти вся страна.
Австрийская propaganda все эти годы холодного противостояния работала в полную мощь; как заметил Висконти — на зависть в самом буквальном смысле, и когда имперская армия вступила на эти земли, когда пошли первые немногочисленные пленные, когда стало возможным услышать местных самолично, картина, сложившаяся из прежних донесений и отчетов, подтвердилась и вырисовалась еще явственнее.
Маленькая в сравнении с Империей, но великая и непреклонная Австрия стояла одна против всего мира. Мир в лице Империи желал подавить, захватить, расчленить и разграбить славную державу, каковая застряла костью в горле жаждущих власти императоров, и лишь сильный и не боящийся противостояний герцог мог уберечь государство от позорной участи. «Privilegium Maius»[190]
, который еще лет пятнадцать назад было не принято лишний раз поминать в приличном обществе, постепенно, но неуклонно занял место бесспорного аргумента, став библией любого уважающего себя австрийского патриота, духовного наследника Рима и немецких предков. Перегонный куб Империи, выпаривший из нее чистоту крови и духа, желал растворить в себе и Австрию, стоящую на рубеже обороны.Никаких малефиков в Австрии нет. Альбрехт, удерживающий государство от гибели перед лицом врага, покровительствует тем, кого Господь одарил особым даром — посмотрите на имперскую Инквизицию, в ее рядах такие же одаренные, это всем известно. «Конгрегация» сообща с династией Люксембургов желает узурпировать привилегию ставить на службу сии таланты и порочит эрцгерцога, дабы оправдать свои притязания на его законные земли.
А теперь истинный, единственный легитимный Папа, также опороченный врагами, нашел прибежище не где-нибудь, а именно здесь, под сенью покровительства герцога Альбрехта, и в эти дни Австрия — единственная надежда христианского мира, последний оплот преемства благодати, переданной святым Петром…