«То было давно… там… в России…». Книга первая

Приятели мои были охотники, хотя, в сущности, охотником был только Павел Александрович Сучков. Архитектор Василий Сергеевич больше был рыболов. Юрий Сергеевич Сахновский — композитор, музыкант, не был охотником, но любил ездить ко мне. Николай Васильевич Курочкин все собирался сделаться охотником, но так ничего и не вышло. Решили пригласить еще знакомого, настоящего охотника, Караулова. Он даже медведя застрелил, охотник настоящий. У него и лицо такое, охотничье, брови большие, как из пакли, усы тоже, глаза карие, лицо загорелое, даже зимой.

— Теперь зимой рысей много, — говорю я.

— А почему рысей? — спрашивают.

— Потому, я ходил по лесу, хвосты нашел. Рысиные хвосты. Они к зиме бросают хвосты, теряют. Я рысиных хвостов набрал, стекло от лампы чистить хорошо. Рысь зимой без хвоста бегает.

— Вздор говоришь, всегда вздор, — сказал бодро Павел Сучков.

Коля прибавил серьезно:

— У него там волков до черта.

А Василий Сергеевич надеялся ловить в прорубках налимов, ночью. Коля Курочкин был рад ехать.

— До чего я замучился, — говорил. — Одна меня так заела, не знаю, как отделаться.

— Какая? — спрашиваю.

— Да ну ее к черту, не стоит говорить. Знаешь, бабы сначала кажутся прямо как ангел, а потом такая, понимаешь, ерунда выходит, понять ничего невозможно.

— Ты ее захвати с собой, она развлечется, — советовали мы ему.

— Что вы, невозможно. Она поет.

— Вот и хорошо, что поет.

— Но у ней никакого слуха, понимаешь. Ужас.

— Так как же ты, музыкант, это допустил?

— Так я же не знал, что она поет. Как все в жизни сложно. Надоели эти истории. Я поеду с удовольствием в деревню.

* * *

На отъезд сбор назначен на Ярославском вокзале.

Поезд отходит в 9 вечера. Я увидал у буфета странного человека. Не узнал сразу. Караулов. На плечах у него был огромный сверток бечевки. С красными кусками кумача. Он пил чай. Пассажиры, проходя, останавливались, посматривали на него. Бечевка с красными лоскутами — это для загона, обкладывать зверей.

Приехал Коля. В пальто. Котелок и резиновые калоши.

— Что же это ты, так, ведь там сугробы. И котелок. Ведь холодно. Мороз. Замерзнешь.

— Ерунда, — ответил Коля.

Приехали Сучков и Василий Сергеевич. Вот это охотники. Сразу видно. Валенки до пояса, шапки с ушами, белые полушубки с меховыми отворотами. Одеты, как Садко в опере. Носильщики несут багаж. Клетку для попугая, какой-то большой фонарь, ловушки для мышей.

— Павел, зачем клетки?

— Оставь, — сказал Павел Александрович быстро и пошел мимо.

Первый звонок. Вышли на перрон. Носильщики несут наш багаж в вагон. Только хотели войти в вагон, высокая дама с черными глазами и с сердитым лицом берет Колю за рукав, отводит в сторону и что-то часто говорит ему.

Уж второй звонок. Я посмотрел в окно вагона. Дама все говорит что-то Коле, так сердито. Смотрю: она старше его. Вдвое.

Третий звонок. Коля отскочил от дамы и прыгнул на ступеньки в другой вагон третьего класса.

Поезд тронулся. Мы сидим в вагоне. Коли нет.

— Должно быть, остался, — говорит Василий Сергеевич.

Проехали Мытищи, Пушкино. Вдруг — Коля.

— Где был?

— Я, брат, ушел в самый конец поезда.

— Это твоя певица?

— Она, брат. Как бы, черт, не приехала, брат. Вот озлилась.

— Обязательно приедет. Вы адрес дали? Завтра же приедет.

— Вот беда! — сказал Коля. — Черт-те што.

* * *

Подъезжаем к станции Сергия Троица. Остановка десять минут. Пассажиры выходят. Пьют чай. Буфет. Коля ушел к телеграфу.

Сели. Опять едем.

— Брось, — говорит Юрий Сергеевич Коле. — Что молчишь? Приедет, ну и пускай.

— Теперь не приедет, — мрачно сказал Коля. — Я, брат, телеграмму дал. Срочную. Написал, брат, попал под поезд.

— Как!

Мы все удивились.

— Так.

— Да что ты, с ума сошел?

— Я, брат, знаю, меня нечего учить. Подписал телеграмму «министр Хилков»^[551].

— Хилков! Ха-ха-ха. Министр путей сообщения!

— Телеграфист посоветовал. Крепче, говорит, будет. Теперь ни за что не приедет.

* * *

Поезд остановился у Рязанцево.

— Вылезайте, скорее, — говорю я. — Приехали.

Зима. Мороз. На небольшой станции у входа горят фонари. Снег. Иней на деревьях. К нам подходят возчики, Феоктист, Павел, берут багаж, говорят: «С приездом вас».

На станции пассажиров нет. Багаж кладут в розвальни. Виден темный лес, стеной. Над ним чуть просвет зимнего утра. Холодно. Едем большим лесом. Скрипят полозья по мерзлому снегу. Мороз щиплет лицо.

— А что, рыси есть здесь? — спросил Павел Александрович возчика.

— Рыси есть, — ответил Павел.

— Видал?

— Как же, видал. Не тут, а в Остееве. Злые, здоровые.

— Что ж, — интересуется Василий Сергеевич. — Какие же они?

— Эх, вот что кошки, громадные, хвоста нету только. И злющие, на голову с дерева бросаются.

— И что же?

— Ничего. Ежели пьяный, голову отъест. Боле ничего.

— Хороши штучки, — сказал Василий Сергеевич. — А трезвого не трогают?

— Где ж тверезого. Нешто можно, боятся. Ежели их много, то, вестимо, сожрут.

— Приятно, — сказал приятель Вася.

— Раненая бросается, — сказал Караулов. — Я читал в охотничьем журнале.

— У нас ружья в чехлах, — заметил Кузнецов.

— Что ж, зарядим, — сказал Павел. — Тут, под Остеевом, и волки бегают.

* * *