— Бла-бла-бла, — отмахнулся скаут. — Ты не ответил на мой вопрос. Но ты прав: дело и правда не в цвете кожи. Дело в воспитании, культуре, в среде. В том, что негры несут этому миру. Я ненавижу не негров, я ненавижу уёбков — и не моя вина, что негры — большинство из них. Я хочу убивать их не потому, что не люблю чёрный цвет, а потому, что ненавижу грязь, лень, болезни, воровство, изнасилования, убийства, наркоторговлю и прочее.
— Воспитание и культура — это ещё не весь человек, — отмахнулся я. — А среду можно и поменять.
— Ага, опять насильно тащить кого-то на своём горбу в светлое будущее?.. Знаешь, моя любимая глава истории Корпа — это та, где прекрасные люди с чувством вины за угнетение негров в прошлом попытались всё исправить и построить в Африке райское место, а потом негры жестоко их всех наебали. Тебе сказать, почему я не пристрелил того чудика в жёлтом костюме? Потому что он нормальный. Он захотел выбиться в люди — и он выбился. Учился, искал работу. Что мешает остальным?.. Сильные наследуют землю, Маки. А слабость поощрять нельзя, ни в себе, ни в других. Поэтому, пожалуйста, будь сильным и не неси хуйню.
— Кажется, я слышал подобные разговоры, — процедил я. — От блондинов в серой форме. У них ещё кресты были на рукавах.
— И что? Знаешь, в чём отличие нацистской идеологии от той, которую ты мне впариваешь?
— Не знаю и не хочу знать, — я отвернулся, но Эрвин продолжал.
— Наци говорили: «Я лучше, значит я заслуживаю большего. И чем лучше я буду, тем на большее смогу претендовать». А умники-гуманисты с высоких уровней города: «Я хуже, значит я заслуживаю большего. И чем слабее я буду, тем…» Надеюсь, понятно, к чему это ведёт?
— Хватит, — я поднял руки, показывая, что сдаюсь. В плече нестерпимо засвербило. — Ты говоришь со мной, как с долбаным активистом, но я никакой не активист!
— Но ты несёшь ту же чушь! Поверь, я видел много говнюков. Разных говнюков. Но самые страшные и чудовищные говнюки — это те, что призывают к миру, любви, свободе и так далее. Они обычно такую херню начинают творить, что человечество потом хватается за голову и ещё сильнее разочаровывается в мире, любви и свободе.
Я фыркнул:
— Ну конечно. Те, что вещали про величие нации и расы, намного лучше.
— Они хотя бы знали, как устроен мир и не питали иллюзий.
— Ага, — ехидно заметил я. — И поэтому истребляли евреев, в каждом из которых видели члена всемирного тайного заговора. — Послушай, я не собираюсь с тобой вести сейчас споры о политике и истории — ситуация не та. Я лишь говорю, что в каждом человеке надо видеть человека, вот и всё.
— Так я и вижу, дубина, — улыбнулся Эрвин. — Я всегда вижу в человеке человека. Но очень часто я вижу ещё и то, что этот человек — мудак. В том и разница между нами: я вижу реальных людей, а не тех, кем они якобы могли бы быть.
— Не-а, — возразил я. — Ты видишь только то, что тебе удобно видеть! Есть же куча обратных примеров, и ты это знаешь, просто стараешься не замечать. Ты сумасшедший, Эрвин, но вместо того, чтобы лечиться, тупо потакаешь своему сумасшествию, прикрывая его идеологией! И поэтому я не хочу с тобой сейчас спорить.
— Зато я хочу, старый ты идиот! — закричал Эрвин. — Нам с тобой ещё работать! Моя жизнь зависит от тебя! Я всего лишь боюсь, что в самый ответственный момент твой палец дрогнет, и мне из-за этого прострелят башку!
— Всё будет в порядке! — рявкнул я. — Ничего не дрогнет! Урок выучен! А теперь бога ради заткнись и перестань изливать на меня всё это, ёбаный ты псих! — я схватил лежавший рядом кусок железобетона и с яростью швырнул в стену напротив.
— Надеюсь, ты сделал правильный выбор, — усмехнулся Эрвин, глядя на то, как над изломанным и окровавленным трупом нашего помощника, оседает серое облачко бетонной пыли.
— Иди нахер со своими выборами, понял? — огрызнулся я. — Не собираюсь я ничего выбирать. Ты мне сейчас очень красиво рассказывал о разнице взглядов, но не учёл, что мне плевать. Любая идеология — говно. Да-да, не улыбайся, любая идеология — это всего лишь фантазия о том, как хорошо будет в будущем, и попытки прикрыть неудобные моменты извращённой логикой. Типа вон там у нас в углу не дерьмо лежит, а удобрение, на котором взрастится величие нашей нации! У меня нет системы взглядов и вряд ли появится. И мне точно не нужны психопаты с банком аргументов, чтобы рассказать, как правильно жить, в кого стрелять и прочее. Сам разберусь. А вот что мне нужно — так это время, чтобы прийти в себя. Поэтому завали-ка ебало, пока я сам тебе его не закрыл!
Несколькими часами позднее мы снова стояли у входа в бани Мусаями.
— У них же там ни воды, ни канализации! — я игнорировал Эрвина, поэтому тот болтал с Шерифом, пересказывая впечатления от рейда. — Как они могут так жить?
— Нормальн живут, — улыбнулся негр. — Я так ж живу и нчего, нрмально.
— Пойдёте с нами? — спросил я.
— Не, нам не над. Пока! — парни пожали нам руки на прощание и растворились в бесконечной рыночной толкучке.
— Интересно, они не боятся, что мы их кинем? — вполголоса полюбопытствовал Эрвин.